Стихотворения и поэмы. Т. II - [4]

Немая тень струящейся кометы.

О мысль моя, тебе просторней здесь, —

Что из того, что ты ведома ложью?

Ты все равно не сможешь перенесть

Свою любовь к воздушному подножью.

«Не на подушке, нет, лежит на плахе голова…»

Не на подушке, нет, лежит на плахе голова

И я лежу, из глубины, из мира вынут.

Взлетают, точно пар, слова,

И падают, как снег, и черным снегом стынут.

И вижу я сквозь мошкару земных обид,

Сквозь суету — мою земную повесть,

И обжигает зрячий стыд

Мою, уже давным-давно слепую, совесть.

В эфирном прахе, в недоступной вышине

Звенит земля небесным отголоском,

И ночью безнадежно мне

Дышать и прятаться в моем пространстве плоском.

1933

Сон («Мне снился сон, отчетливый и злой…»)

Мне снился сон, отчетливый и злой, —

Я знал, что сплю, но вырваться не смел.

Казалось мне, что я оброс корой,

Как дерево, хладея, онемел.

Корнями скользкими впился в песок

И в странной неподвижности своей

Я чувствовал, как горький сок

Бежал, густея, вдоль слепых ветвей.

Единственный набух и вырос плод

И на землю упал, и семена,

Проросши, дали безобразный всход,

В котором жизнь была отражена.

И поутру, когда пришел рассвет,

Я знал уже, что мне пощады нет.

«У порога холодного рая…»

У порога холодного рая,

Отбурлив и отплакав, земля

Расцветает, как роза большая

На зеленой верхушке стебля.

Но эфирный мороз обжигает

Лепестки голубого цветка.

— Господи, кто же не знает,

Как бессмертна земная тоска!

1933

«Я с ужасом и завистью смотрю…»

Я с ужасом и завистью смотрю

На розовую впадину ладони,

На линию необычайной жизни,

Лежащую вот здесь передо мной.

И это я — смеюсь, горю, люблю,

Живу и плачу, и ласкаюсь,

И вижу то, чем кончится, и то,

Что впопыхах я в жизни не заметил.

Мне страшно оттого, что эта жизнь

— Моя — как будто прожита не мною,

Как будто мой двойник, и злой, и темный,

Прошел слепым сквозь зарево огня.

1934

«Я долго шел один пустой дорогой…»

Я долго шел один пустой дорогой.

Две черных колеи змеились предо мной.

Я долго шел, и небосвод отлогий

Примкнул к земле, холодной и немой.

Переползли за край земные змеи,

Но я отстал, не смея перейти.

Сгущаясь и внезапно холодея,

На полпути вдруг опустилась ночь.

Я протянул мои слепые руки,

Я слушал темноту, я долго ждал,

Но вязкий мрак остался неподвижным,

И ни одной звезды не расцвело.

1934

«Не наклоняйся над лесным ручьем…»

С. Луцкому

Не наклоняйся над лесным ручьем,

Не верь сиянию воды певучей —

Ручей течет, и, отражаясь в нем,

Цветет наш мир, прозрачный и текучий.

Но вдруг не отразится мир — никак,

Но вдруг, не разглядев струи холодной,

Увидишь ты сквозь слишком нежный мрак

Недвижный очерк области подводной.

Ведь эта жизнь, которой ты живешь,

Тебя совсем случайно отражает.

Быть может, нет тебя: ты только ложь,

И сквозь тебя — бессмертье проступает.

1934

«Ночь поднималась по склону горы…»

Ночь поднималась по склону горы;

Пыльное небо серело над нами,

И облаков золотые костры

Гасли, смиряя воздушное пламя.

Черные маки на черной меже

Нехотя нам уступали дорогу.

Ночь начиналась и ветер свежел,

Точно огонь, раздувая тревогу.

Скоро сольется с землей небосвод,

Скоро во мгле мы растаем с тобою,

Только погибнув, душа расцветет

И просияет — холодной звездою.

1934

«Глухая кровь бесчинствует и злится…»

Глухая кровь бесчинствует и злится,

Мутнеет мир, и счастью не помочь.

Стремительно бескрылая зарница,

Как в прорубь, падает — в глухую ночь.

Что толку оскорблять себя мечтами?

Во мгле осенний обнаженный лес

Уперся обнаженными ветвями

В тяжелый край приближенных небес.

Последняя гроза сегодня отшумела,

И завтра гром не будет грохотать.

Еще живет, охладевая, тело.

…Как трудно черным воздухом дышать!

1934

«Все равно не повторится никогда…»

Все равно не повторится никогда

Облаков летучая гряда,

В океане белогривою волной

Не насытишь бездны голубой,

Ни цветов, ни птиц, о, не приучишь ты

Жить среди душевной пустоты.

Все мгновенно, все бесцельно, все темно.

Не надейся, друг, ведь все равно

Не бывало двух сердец на всей земле,

Просиявших на одном стебле.

1934

«В полях растаяла дорога…»

В полях растаяла дорога.

Я узкой прохожу межой.

Слабеет свет — еще немного

И ночь заговорит со мной.

Тяжелый запах чернозема,

Опустошенные поля.

Как мне близка, как мне знакома

Моя уставшая земля.

Не отражаясь в плоской луже,

Последний затемняя луч,

Сквозь мглу и смерть осенней стужи

Летят слепые хлопья туч.

Скудеет жизнь, но сердце бьется,

Но сердце мечется мое.

Я слышу — надо мною вьется

Расчетливое воронье.

1935

«Порою в случайных словах…»

Порою в случайных словах,

Почти не коснувшихся слуха,

Мне чудится медленный взмах,

Дыханье крылатого духа.

И странною музыкой я,

Ужаленный насмерть, — играю

С тобою, родная моя

Душа, не принявшая рая.

Мы вместе с тобою плывем,

Живые единым дыханьем,

Единым встревожены сном,

Единым сияя сияньем.

Но только притупится слух

И музыка вновь оборвется,

Как снова мой умерший дух

Для жизни холодной вернется.

Все в мире тревожно-темно,

И весь я во власти разлуки,

И падают тяжко на дно

Беззвучными камнями звуки.

1934

«Не шелохнется свет, но вместе с тем…»

Не шелохнется свет, но вместе с тем

Я знаю, ночь в свои права вступает.

Вот нежный купол неба звездный шлем,

Как рыцарь перед битвой, надевает.

Все явственней большая тишина,

И сердце бьется глуше и протяжней,

И дышит медленно в тенетах сна