Стихотворения и поэмы. Т. II - [6]

И средь стальных, недвижных тел

Застыла капелька рубина.

Жизнь продлена на краткий срок —

Пока молчит ее свидетель,

Пока земная добродетель

Душе уснувшей невдомек.

Но цепкое воскреснет бремя

Под пальцами часовщика,

И вот летит встречать века

Мое щебечущее время.

Электрический выключатель («Хранит фарфоровый кружок…»)

Хранит фарфоровый кружок

И свет и тьму, и в сердце медном

Сияет голубой цветок,

Не умирающий бесследно.

Прикосновению руки

Поручена двойная нежность —

Попеременно черные тиски

Сменяет светлая безбрежность.

Но все ж, наперекор уму,

Лишь очевидностью одеты

Слова — свет исключает тьму,

Но тьма не исключает света.

1930

За проявленьем фотографий («Когда под действием кислот…»)

Когда под действием кислот

Вдруг загустеет и остынет время

И медленно и нежно расцветет

Оброненное светом семя,

Когда на призрачном стекле

Запечатленный миг бесспорно ясен, —

О как тогда в тяжело-красной мгле

Я к данной жизни безучастен.

Как горько мне, что мой язык

Не помышляет с временем бороться,

Что творчество пройдет и вечный миг

В чужих веках не отзовется.

Комета («Минует нас ночное пенье…»)

Минует нас ночное пенье,

Комета емлет высоту

И брызжет фосфорным цветеньем

В язвительную чистоту.

Воздвигшись над воздушным прахом

Двурогой радугой хвоста,

Она ночным смиряет страхом

Нам суетливые уста.

И нас невольно унижая,

Летит, уже не звук, не свет,

Надменная и неземная,

В родное сонмище комет.

«Чужда стенания мирского…»

Чужда стенания мирского,

Как свет, прозрачна тишина,

И с полувздоха, с полуслова

Звезда надзвездная ясна.

Молитвы золотое бремя!

Земным не внемля голосам,

Кудрявым, легким паром время

Взлетает к черным небесам.

И следуя межою звездной,

Сквозь колосящуюся тьму

Войду — в повисшую над бездной

Твою хрустальную тюрьму.

«Когда человеку не спится…»

Когда человеку не спится

И в комнате вещи не спят,

Играет ночная цевница,

Как ласточки, звуки летят.

Невидимый воздух встревожен

Прохладною музыкой крыл —

Над смертным, не ангельским ложем

Господь облака приоткрыл.

Пронзенная звуками рая,

Трепещет вверху синева.

— Летучая ласточек стая,

— Бессонницы лирной слова!

«Нам с грозой совладать невозможно…»

Нам с грозой совладать невозможно:

Жизнь в разбитое бьется окно.

Предначертано и непреложно

Лишь земное свершится должно.

С возмущенной лазурью не смея

Ни расстаться, ни сблизиться, мы

Умираем, и сердце, слабея,

На перины пуховые тьмы

С щебетаньем привычным ложится.

И в открытые настежь глаза

Непреложным покоем струится

Отшумевшая в мире гроза.

«Не справляйся у нежности — нежность…»

Не справляйся у нежности — нежность

Разучилась внимательно жить

И подругу свою — безнадежность —

Не умеет беречь и любить.

Все рассказано, все достоверно,

Все испытано, обречено, —

И качается маятник мерно,

Только гири сползают на дно.

«Туманом и звездами пахнет огромное поле…»

Туманом и звездами пахнет огромное поле.

Я вижу — вливается в окна разбуженный сад,

И сердце, расставшись с землею, летит в ореоле

Сияющих роз в небеса, где растаял закат.

Все кружится в мире прозрачном и нежном, как воздух,

На крыльях стеклянных парит надо мной тишина.

Зачем же обманчив и сердцу не радостен отдых

Слетевшего белою птицей бесплотного сна?

Мне больно встречаться с тобою вдвоем, мирозданье.

Мне дымно и душно в телесной твоей чистоте.

Я жду, что наступит суровая ночь расставанья

И сердце растает, как черная тень, в пустоте.

1931

«Кто умертвит прикосновенье духа?..»

Кто умертвит прикосновенье духа?

Оно проникновенно и светло,

Как Божья речь, неясная для слуха,

Сквозь холод возродившая тепло.

И, выйдя в путь — осеннею дорогой, —

Сквозь лед и стужу осязаю я,

Как сердце бьется сладкою тревогой,

Как обновленная цветет земля.

1933

Стихи к дочери (1–3)

1. «Эту легчайшую тяжесть…»

Эту легчайшую тяжесть,

Эту тягчайшую нежность

Не спутаешь с жизнью, ни даже

С тобой, голубая безбрежность.

На руках у меня засыпает

Все сиянье, вся радость вселенной.

Тайна, как ночь расцветает

Розою — в мире нетленной.

Слова, опускаясь росою,

Дрожат и сияют, и снова

Первобытной своей глубиною

Наполняется каждое слово.

2. «Когда моя бессмертная душа…» [7]

Когда моя бессмертная душа

Могильный приподнимет камень,

Воскреснет, райским воздухом дыша,

Для смертных глаз незримый пламень.

Лишенный прежнего обличья, вновь

Знакомый мир я не узнаю —

Бесплотная забьется в сердце кровь,

Мирские голоса растают.

Но там, где нет земных и темных снов,

Откуда нету возвращенья,

Твой легкий голос, время поборов,

Пронзит бесплотное цветенье.

Тебя узнав, тебе откликнусь я —

Душа с душой неразлучимы!

И будут нам внимать, любовь моя,

Забыв о небе, — херувимы.

3. «Летел, кружась, и падал серый снег…»

Летел, кружась, и падал серый снег,

В морщинах глины таял, исчезая.

Усталый день искал с утра ночлег,

Не находя и отдыха не зная.

Ладонью ты погладила стекло

И зримый мир, смеясь, околдовала.

Огромное Господнее крыло

Над слабыми плечами просияло.

Цветет твоя волшебная рука —

Пять лепестков, и розовых и нежных,

Раздвинули сырые облака

И желтый мрак кружений дымно-снежных.

1933

Леила(1–5)

1. «Хариты, Делия, Лейла…»

Хариты, Делия, Леила,

Бессонница и снежные поля.

Еще последний круг не завершила

Давным-давно уставшая земля.

Я жду вас здесь, парижской ночью.

Русалкой у воды поет трамвай.

По черной лестнице ползет рабочий: