Стихотворения и поэмы - [97]

Шрифт
Интервал

А меж ними дивчина,
синеока, ясна,—
луговая калина,
золотая весна.
Солнце осени хлынет —
свет меж тучами яр.
Шлет улыбку дивчине
кареглазый школяр.
Свежесть майских соцветий
в юном блеске очей…
Одноклассники, дети,
гордость школы своей.
Ветер хлещет с налета,
ветки голые гнет.
Жизни школьной всего-то
остается лишь год.
По-ребячьи невинно
смотрит в небо Донбасс.
И приходит Галина
в сны Степана не раз.
Сколько их, чистокрылых!
Соловьиная ночь…
И признаться не в силах.
И таиться невмочь.
Словно золото — косы,
губы — звездная кровь…
В эту юную осень
как сказать про любовь?
Явь ли, сон ли в потемках?
Шум угрюмых дождей,
в глинобитных хатенках
плач голодных детей.
И отцовский осенний
пьяный кашель в ночи.
Только жар сновидений
на холодной печи.
Хата как домовина —
и бедна, и темна…
В сновиденьях — Галина.
Неотступно — она.
День расцвел за горою,
словно солнечный сад.
Мимо шахты гурьбою
хлопцы в школу спешат.
И не знает покоя
листьев желтый пожар.
Мимо шахты тропою
вдаль шагает школяр.
А в мечтах его — косы,
губы — ягоды кровь…
В эту юную осень
как сказать про любовь?
2
Над Донцом шумит осока,
ежевикой день пропах.
Свежесть ягодного сока
у Степана на губах.
Плотный гриб в лесочке срежет,
целый день бродить готов
под завода лязг и скрежет,
под стальной напев гудков.
Что там рощица бормочет,
чистым солнцем просветлясь?..
А в глазах — Галины очи,
школа, парты, светлый класс.
Только лето это — снится,
недоступно далека
золотая ученица,
дочь соседа-кулака.
Туч насупленные брови…
Хлопец высмотрел глаза!
Но не знать ему любови
дочки сельского туза.
Всё пройдет, дождем прольется,
отшумит души гроза.
Что ж так сердце тяжко бьется
и в глазах блестит слеза?
Никогда не прикоснутся
пальцы к золоту волос.
После школы разойдутся
тропы врозь и судьбы — врозь.
Синий взор засветит строго
на прощанье, без забот.
Ей — в гимназию дорога.
А Степану — на завод.
Перемена, — смех, в азарте
школа ходит ходуном!..
Имя девичье на парте
парень вырезал ножом.
3
Уже, закован льдом тяжелым,
Донец заснеженный блестит…
Прошла зима, и в окна школы
весна приветливо глядит.
А там — сады кипеньем цвета
укрыты щедро по весне…
А там уже — вплывает лето
на малахитовом челне.
Приходит время расставанья
навек со школою родной.
И с ней последнего прощанья
ждет наш Степан в тоске немой.
Забвенья, славы ли дорога
ждет паренька в родной стране?
Словам прощальным педагога
он внемлет молча, как во сне.
Минуты шли чредою длинной,
как над покосами туман…
И счастьем светится Галина,
и горько хмурится Степан.
А за окном — как будто плахта,
синеет поднебесный край.
Теперь — завод, а может, шахта?
Чего там, парень, — выбирай!
4
Война!.. Тревога сердце студит,
и взгляд во мглу дорог шагнул…
Степан вовек не позабудет
манифестаций грозный гул,
когда кругом гремели песни,
когда чадил молебнов зов
и погребально в поднебесье
плыл перезвон колоколов.
И эшелоны, словно тени,
неслись в чужую сторону…
Они под ветра плач осенний
отца забрали на войну.
Как миллионы, оказался
жестоко ввергнутым в бои…
И за него один остался
Степан — надеждою семьи.
Ему не слушать невозбранно
веселый шум донецких вод:
подручным к слесарю Степана
определили на завод.
Ему теперь не часто лесом
бродить вдоль замерших озер, —
пора не с книгой, а с железом
вести серьезный разговор.
Шумит завод тысячелицый.
Степан мужает у станка.
И, неуклонная, струится
жизнь от гудка и до гудка.
Пришла пора иным знакомым —
сердца работой скреплены…
А где-то там, за окоемом,
горит земля в чаду войны.
Везде стопа войны стальная.
И с каждым днем печальней мать,
отцовских писем ожидая,—
пора бы, мог и написать…
Как там ему, где жарче горна
металлом брызжет динамит?..
А вскоре страшной вестью черной
беда обрушилась: убит.
О, как пытались боль утраты
слезами выплеснуть до дна!
О, сколько раз тогда была ты
проклятью предана, война!
Глаза — как будто в едком дыме,
тугая боль сжимает грудь,
но из могилы никакими
отца слезами не вернуть.
Детей не сможет, как бывало,
обнять, пить воду из Донца…
Таких, как он, уже немало —
испивших муку до конца.
А смерть всё новой дани просит
в громах ударов огневых,
как будто рожь косою, косит
народ в шинелях полевых.
А дни плывут, как дым завода,
и нет конца войны громам.
И всё труднее жить народу,
и всё вольготней — богачам.
Рукам трудящихся — оковы.
Глазам бессонным — смерти ночь…
Ужель войне кипеть багрово,
ужель беды не превозмочь?..
5
Клин журавлиный в небе откричал,
уже зима глаза пургой колола…
Семнадцатого года мощный вал
сломал подпорки царского престола.
Полиция в своих мундирах черных
в его обломках сгинула как дым.
Но так же мчались пушки на платформах
к передовой под небом громовым.
Ну как спастись от этого кошмара,
когда живым — вставать на место тех,
кто падал в страшном пламени пожара,
чтоб торгаши жирели без помех?
Неужто мрак ночной сгустится снова?!
На митинге, сквозь неумолчный крик,
негромкое пришло к Степану слово,
великое по сути — «большевик»…
О том, что путь не розами украшен,
что к счастью не добраться налегке,
что только труд — владыка руд и пашен,
он в большевистском услыхал кружке.
Товарищ Френкель!.. Не забыть худого
очкастого студента, дотемна
учившего, что нужно рвать оковы,
когда единством воля масс прочна.
Слова сияли яро, как знамена
непозабытых стачек боевых…
«Рабочим нужно действовать сплоченно,

Еще от автора Владимир Николаевич Сосюра
Третья рота

Биографический роман «Третья Рота» выдающегося украинского советского писателя Владимира Николаевича Сосюры (1898–1965) впервые издаётся на русском языке. Высокая лиричность, проникновенная искренность — характерная особенность этого самобытного исповедального произведения. Биография поэта тесно переплетена в романе с событиями революции и гражданской войны на Украине, общественной и литературной жизнью 20—50-х годов, исполненных драматизма и обусловленных временем коллизий.На страницах произведения возникают образы современников поэта, друзей и недругов в жизни и литературе.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)