Стихотворения и поэмы - [92]

Из тумана веков меж роскошных садов

над задумчивой светлой волною

гордый Киев глядит с приднепровских холмов,

словно витязь сверкая бронею,

словно сад-ясноград. Лейся с гуслями в лад,

мой напев над красой-Украиной,

что шумит над Днепром и сквозь бурь громопад

назвала свою долю орлиной,

про чудеснейший град, полный песен, цветов,

златоглавый, пурпуровый, ясный,

что, свой день начиная в тумане веков,

ночь развеял десницею властной.

Как свидетель живых дней далеких твоих,

в рассиявшихся солнца разливах,

словно чудный узор, от ворот Золотых

тень дрожит на панелях шумливых.

И на тени — челны, что от южных морей

всё плывут и плывут, остроносы.

Вижу, русичи в них, голос песни звончей,

встали тучки, светлы, русокосы,

в голубой вышине… Звук мечей вдалеке.

Днепр от крови горяч, но глотает

кровь своих и чужих… Тише песнь на реке,

лишь оружие грозно сверкает.

В небе встали не тучи — дворцы и мосты,

волны будто в осенней печали,

и целует полян боевые щиты

предзакатное солнце лучами.

Медь шеломов цветет. Ой, куда же зовет

путь-дорога, ясна, величава?

То до стен Цареграда плывет и плывет

орлекрылая рать Святослава.

Светит солнце тревожно с лазурных высот,

только небо полно тишиною,

и Перуна спасать устремился народ,

но Перуна накрыло волною.

Из горячих степей тучи шли напрямик.

Всё узнал ты, единственный, рано,

как грозило тебе море копий и пик

за спиной половецкого хана

и монголов орда, что Добрыня отбил

с побратимами в буре кровавой,

чтоб над синью полей ты, мой город, всходил,

расцветая и силой и славой.

Всё узнал ты, родной: и Батыя полон,

и руины, и горе без края.

А когда отошел рабства долгого сон,

ты ответил разгромом Мамая.

Несгибаемы были твои сыновья.

Почему ж ты склонялся калиной?

То под панской пятою стонала земля

в долгой, долгой ночи воробьиной.

Сколько раз ты вставал, распрямляя свой стан,

и склонялся, поверженный, снова,

Но принес тебе волю Хмельницкий Богдан,

вновь горела калина пунцово.

Светлой выси достичь ты стремился в борьбе,

видел солнце во тьме золотое.

Подал русский народ руку братства тебе,

чтоб идти нам дорогой одною.

Пала панская власть — только пепел да прах,

пали псы, что тебя истерзали.

Свое счастье держал ты в могучих руках,

но не крепко… Года пролетали.

И двуглавый орел тень раскинул свою

над отцовской землей, над тобою.

Долго бился народ, добывая в бою

мир свободы рукою стальною.

Вновь под звон-перезвон плещет морем знамен

славный Киев, но враг наступает,

словно тучи — полки, свист нагаек и стон,

кровь людская в Днепре закипает.

И гражданской войны грозный пламенный шквал

мать-земля высоко поднимала,

ты в неравном бою гайдамакам послал

орудийный ответ «Арсенала».

Пели пули вокруг, не сдержать их полет,

поднимался огонь над землею.

Руку братства тебе подал русский народ,

чтоб идти нам дорогой одною.

Только в шлемах стальных чужеземцы пришли,

и стонали твои тротуары,

грохотали орудья вблизи и вдали,

разгорались по селам пожары.

Снова ночь… Но в Унече восстанья огни

засветила рука пламениста,

и отряды пошли, были грозны они,

вел на битву их сын машиниста —

славный Щорс. Был в столице у Ленина он.

Слыша бурь громовые раскаты,

поднимались живые за тех, кто сражен,

и крушили свои казематы.

Лейся ж песня про то, как с громами в игре

динамит грохотал под мостами,

как сражались полки на замерзшем Днепре,

путь на Киев торили штыками.

Шляхта, белые орды, как тени, прошли

по твоим площадям говорливым.

Всех прогнал их народ, чтоб вовек не смогли

нам затмить они солнца разливы.

И в бетон и в гранит наш Славутич одет,

и огни Днепростроя сияют

в синих водах его, как небесный тот свет,

что в просторах неведомых тает.

И во имя того, чтоб ты, Киев родной,

чтобы мир с городами, полями

расцветали в красе, — вихрь прошел грозовой,

стелет солнце дорогу цветами.

И моторы поют — они славят в полях,

в небесах твои светлые зданья,

славит песня моя, отзываясь в сердцах,

звезд кремлевских над нами сиянье.

Златоверхий наш день, красный город садов,

город весен, как стяг над рекою,

ты в веках прошумел. В черных грозах годов

ты мне снился, я грезил тобою.

Когда шли мы и сталь грохотала в лицо,

шалый ветер трепал нам шинели,

там, далёко, мне снились над синим Донцом

и каштаны твои и панели.

В бой ходил за тебя и, тебя защитив,

вспоминал в миллионном потоке,

как шагал я просторами огненных нив,

смуглый воин, певец кареокий.

Город славы и гроз, что прошли без следа,

только эхо над степью звенящей.

И, завесу из мглы разорвав навсегда,

ты — как поезд, в Коммуну летящий.

Львову подал ты руку, а Львов — Черновцам,

голос твой долетел до Дуная,

голос сильный и свежий, подобный громам,

что приносит весна, наступая.

В мерном гуле гудков и железных коней,

в легкой вязи мостов над рекою

ты сияешь, и солнечной песни твоей

не прервать бомбовозов грозою.

Глянешь ночью с горы на просторы земли —

на Подоле огни, словно море,

переливно цветут, звон железа вдали,

будто в небе горит яснозорье.

Над озерами, рощами в утренний час

перекличка идет трудовая.

Как Добрыня, Стаханов прославил сейчас

нашу землю от края до края.

Пусть гремит мой восторженный стих про него,

пусть поется по всей Украине,

называем мы именем славным его

всех, кто доблестно трудится, ныне.

Пролетели года, отзвучал навсегда