Стихотворения и поэмы - [89]

Шрифт
Интервал

Катилась песня, высока,
взлетала радужной дугою…
Завод. За вербами река,
и шум бондарни за рекою.
Там луч солому золотил,
мне не забыть тех лет веселых…
Там по кислицу я ходил,
пил молоко в окрестных селах
в те дни, когда в степные дали
мы банды гетманские гнали,
когда с мешками мужики
явились к нам из-за реки
и в волнах Леты утонули…
Штыки блестели, пели пули
там, где мы в детстве средь кустов
с дружком ловили воробьев.
Давно, давно… Минули дни…
И только памяти огни,
что вдруг пронзают, словно птицы,
вечерний небосвод столицы,
несут на крыльях голубых
тот смех и плач из дней былых.
Войны кровавая заря
пылала в небе, толпы плыли
в пыли и по селу носили
портрет кровавого царя.
Врагу — проклятья и угрозы,
гнев разгорался всё сильней…
А на платформе — стон и слезы,
отчаяние матерей…
Покрылись лица тенью бледной,
когда звонок поплыл последний,
трехцветный флаг, поникший вкось,
прощально крикнул паровоз
и тихо отошли вагоны
от помрачневшего перрона…
И, различаемый с трудом,
гремел орудий дальний гром…
А я, влюблен в девичьи очи,
пел про украинские ночи,
под струн гитарный перебор,
про девичий печальный взор,
про шелест вкрадчивый акаций…
И было мне тогда — семнадцать.
Я не вернусь уже назад…
В вечернем небе туча тает…
Блестит в росе цветущий сад,
и вдалеке гармонь рыдает,
как будто бедная дивчина
зовет неверного дружка…
В рыданье так сильна тоска,
что плакать хочешь беспричинно…
Блестит в росе вечерний сад,
когда-то были мы так юны…
Ушли на пушек рев чугунный,
немногие пришли назад.
Дни мчались — бешеные кони…
И часто видел на перроне
я бледных, словно смерть, солдат.
Везли их в тыл, чужих, не наших,
оттуда, где огонь пылал.
Зачем же сердце надрывал
их суховатый, острый кашель?..
Зачем смертельный кашель тот
гасил войны пожар победный,
тряслась спина, кривился рот?
Казалось, брат тянулся бедный
ко мне и руки простирал
сквозь дым кровавый и металл…
Тряслись под тяжестью дороги,
везли орудия «туда»,
«оттуда» шли санпоезда,
поток безруких и безногих…
Где блеск, и выправка, и лоск?
Желты их лица, словно воск,
над ними, белые, как птицы,
склонялись сестры, фельдшерицы…
А на военных поездах
писали мелом на дверях,
на стенах (раненых проклятья
не тронут пошлые сердца):
«Вперед, за нашу землю, братья,
в бой, до победного конца!»
Дул ветер, дождь осенний лил,
под ветром розы облетали,
когда я в шахту спущен был.
Чернее тьму найдешь едва ли.
Ее как будто создал маг,
все эти плоскости и грани,
воды подземное журчанье
и слабый свет сквозь душный мрак,
на стенах словно блеск слюды,
с углем вагончиков ряды,
и скрежет их, надрывней стона,
и свист протяжный коногона…
Я стал носить шахтерский чуб
и набекрень картуз дешевый,
во тьме ночной покорных губ
стал жадно пить огонь вишневый,
очей любимых взгляд ловить,
и матюгаться, и курить…
И в той дали, и в том просторе
мой потемневший видит взор,
как тьму расталкивают зори,
шумит трава донецких гор,
проходят с песнями девчата,
за ними — парни по пятам,
и клена темная громада
внимает звонким голосам…
Всё белым цветом заливала
луна, сияя колдовски,
и верба ветви наклоняла
над синим зеркалом реки.
Гудят заводы, как жуки,
мосты дрожат под поездами,
что пролетают мимо нас,
как бы навек прощаясь с нами…
Вздымает к небу дым Донбасс,
и трубы, словно привиденья,
встают, и очерк их мне мил,
таких знакомых в отдаленье…
Я там работал и любил.
Я помню счастье золотое,
тех не вернуть отцветших дней…
Туда я вновь лечу душою
на крыльях памяти моей.
Там жизнь спокойна и ровна,
гудят гудки, на труд сзывая…
А здесь, на западе, война
гремит, пылает мировая.
И равнодушный кто-то счет
ведет пропавшим и убитым…
И нет конца слезам, обидам,
и льется кровь, и гнев растет.
Нет больше песен у пехоты,
в молчанье движется она…
И лишь гитарная струна
всплакнет под ночь средь непогоды…
Ожесточение в сердцах,
дороговизна в городах
и нищета в крестьянских хатах,
тьма в окнах их подслеповатых,
и детворы веселый смех
уж не летит из окон тех.
Гангренный бред, дурные сны
в грязи, мученьях и коросте,
и перемалывала кости,
не видя в том своей вины,
машина страшная войны.
Казались сном те дни, когда
любили мы ходить гурьбою
под разомлевшею зарею
встречать ночные поезда.
В дорогу семечки тогда
девчата брали; шутки, пенье,
внимал им тополь в отдаленье,
и вечер ясен и лучист,
и кучеряв был гармонист…
Затихла станция, темна,
в холодных залах тишина,
одни жандармы, как вороны,
выходят важно на перроны,
да иногда из мглы навзрыд
военный поезд прокричит.
Гроза всё ближе подступала,
и сил сносить беду не стало…
Когда ж забыли бедам счет,
пришел семнадцатый тот год,
пришел счастливою грозою…
Но трубы так же звали к бою,
струились слезы матерей…
Туда, где дышит даль железом,
всё так же гнали сыновей,
гремели выстрелы за лесом,
и неба влажные края
сверкали — грозная картина.
Тогда впервые понял я,
что есть на свете Украина,
край грозных битв и вечных гроз,
что больше я не малоросс.
Пришла желанная пора
борьбы великой до победы
за то, о чем мечтали деды,
на что надеялись вчера.
Пришла, прекрасна, долгожданна,
и ею — всё озарено.
Тогда узнал я, что Оксана
с большевиками — заодно.
Но был тогда я с толку сбит
шовинистическим угаром,
и до сих пор душа болит,
как много сил потратил даром,
что ж, перед веком повинись…
Дороги наши разошлись:

Еще от автора Владимир Николаевич Сосюра
Третья рота

Биографический роман «Третья Рота» выдающегося украинского советского писателя Владимира Николаевича Сосюры (1898–1965) впервые издаётся на русском языке. Высокая лиричность, проникновенная искренность — характерная особенность этого самобытного исповедального произведения. Биография поэта тесно переплетена в романе с событиями революции и гражданской войны на Украине, общественной и литературной жизнью 20—50-х годов, исполненных драматизма и обусловленных временем коллизий.На страницах произведения возникают образы современников поэта, друзей и недругов в жизни и литературе.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)