Стихотворения и поэмы - [101]

Шрифт
Интервал

Вы знаете: червонцы золотые
На грязь любую бросьте — новый вид
Всё примет, всё укрыто, всё блестит…
Еще сказать: написано в законе,
Что коли кто убил при обороне,
Сие в вину не ставится ему…
Да мне ль учить вас надобно уму?
А ежели рассказ вас не обидит,
Еще прибавлю… (Обождите… выйдет
Настуся.) Гм… К Марине господин
Так воспылал (хоть множество Марин
Таких имел), что хочет, для приличья,
Ее пока отправить он в „Девичье“
(Сельцо господское. Вдали оно…):
Ей наказанье мол, присуждено.
Опасен пан, паныч опасней вдвое…
Не зря он ездит в те края порою
Охотиться. Ушла от старика,
Да не уйти ей, видно, от сынка,
Все так твердят… Ну, хватит! Вестью новой
Потешил вас… По роще по дубовой
Пройдусь еще… Попал бы я в беду,
С другими так болтая… Ну, пойду…
Уж очень тут язык мой распустился…
Спасибо вам… Не то я притомился,
Не то уж больно крепок ваш медок…
Спасибо вам… Что выпил я? Глоток!
А ноги… Н-да… Нейдут, как будто спьяна…»
Лесничий вышел.
                          А кулак Марьяна
Бац по столу! «Погибну я — ну что ж!
Ведь за нее! Увидят все! Я в дрожь
Повергну землю! Вот они, Мараты,
Проклятые вельможи!»
                               — «Брат, куда ты
Заносишься! К чему такая речь!»
— «Эх, Кароль мой! Где доблестная Сечь?
Где рыцарство? Скажу я без притворства:
Бушует сердце. Лишь единоборство
Мне по плечу!»
                       — «Ну, погоди… Итак…
Иль не Кирило я и не казак!
Раз у тебя душа к безумству падка,
Тебе в утеху скоро будет схватка.
Не спустит Генрих».
                            — «Увалень такой?
С девчонками лишь смел он — не со мной.
Не будь Медынский я! С него ведь станет —
Скорее он меня к суду притянет!»
— «Ну, а в суде… Ведь скверно там… Да, да…»
— «Пусть за бедой берет меня беда!
Пусть душу в пекло забирают черти,
Лишь был бы верен побратим до смерти!»
— «Уверен будь!»
                         — «…Ни молния, ни гром
Мне не страшны в решении моем!»
Такой-то заговор вершился новый
В глухой корчме. Лишь бор гудел сосновый,
Шумела даль, чуть слышный зыбля звон…
Примите, сосны, низкий мой поклон!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

© Перевод В. Цвелёв

I широкую долину,
І високую могилу,
І вечірнюю годину,
І що снилось, говорилось —
Не забуду я.[116]
Т. Шевченко
1
Эх, облетает яблоневый цвет!
Как жаль, Марина, улетевших лет!
Приснилися, привиделись… и скрылись…
И черный страх, клыки оскалив, вылез,
Накинув панский на спину жупан…
Еще не умер Пшемысловский-пан,
Как уголь — глаз сверкает ястребиный,
Да вот осанка нежная Марины
Его сыночку сердце обожгла…
Хоть, правда, тенью перед ним легла
Глухая ночь… и выстрел среди поля…
Да пустяки! Марку такая доля,
Как видно, суждена… И то сказать:
Холоп не только вздумал убежать —
Еще грозился, бунтовщик проклятый!
Забыты и Дантоны и Мараты,
Речей в пивнушке звонкая струна
(Добавить надо: всякий раз спьяна),
И мировая скорбь уснула что-то,—
И Генрих настежь растворил ворота
Волне багровой яростных страстей…
Марина! Помнить прошлое не смей,
Грядущий день тем паче занавешен.
Совсем недавно лепестки черешен
Марку с тобою устилали путь, —
Теперь они… истлели где-нибудь,
А твой Марко… Да как забыть мгновенья
Любви, слова́ — что ветра дуновенье,
И взгляд, и звуки песни молодой,
Весь милый образ, смелый и живой,
Все дни, от первой до последней встречи?..
А тут, как панне поклонившись, речи
Заводит Кутернога без стыда:
«Что за беда? Ведь ты же молода.
Сумей пред панычем лишь отличиться —
И сможешь райской жизнью насладиться…
О ком грустишь? О кучере! Ха-ха!
А может быть, боишься ты греха?
Какой тут грех?.. Запомни, дорогая,
Ты из того же теста, что любая,
Привычку церемониться откинь,
Не ерепенься. Сказано — аминь!
Смирись, не прекословь господской воле,
Уж раз поймали перепелку в поле —
В мешок, и точка! Ясно? И не хнычь.
Пойми: тебя приметил сам паныч!
Он в городе уже, наверно, с двести
Красавиц перебрал, скажу по чести,
Да и в селе из рук не упускал,
Чуть девка побелее и поглаже…
А ты ведь — мышь… Да что! Мышонок даже!
Возьмись за ум! Послушайся меня!
Вот так похнычешь три-четыре дня
И согласишься… Эх! Пустое дело
И говорить с ней… Кукла! Покраснела!
Царевна! Королевна! Не пойму,
Зачем, господь, ты создал и к чему
Капризных баб да комаров сердитых!»
Ушел, — а рассуждений ядовитых
Тупое жало в грудь ее вошло.
Один лишь раз повеяло тепло
Марине в сердце, полное печали.
Хоть гайдуки следили, не дремали,
Казалось — нет просвета на пути,
А все-таки сумел тайком пройти,
Поговорить, хоть и за ним глядели,
Знаток вина и кухонных изделий,
Рассказчик неустанный — дед Наум.
Хоть полон сам тяжелых, жгучих дум,
Хоть все забыл он присказки смешные,
Нашел слова сердечные такие,
Каких, казалось, никогда не знал.
Не слышала Марина, что шептал
Ей старый повар, — только вспоминала…
Пред нею снова детство возникало,
II дом, и мать, и низенький порог,
Подруг на перекрестке говорок,
И всё, что снилось, было и забылось…
Всплакнула — и улыбкой озарилась.
Так позднею осеннею порой
В степи, когда холодный и косой
Струится дождь, колючий, мелкий, жуткий, —
Босая и промокшая малютка
Лицом прижмется к матери своей
И плачет, сердце разрывает ей:
Всю жизнь бродить им с нищенской сумою!
И мать обнимет ласковой рукою,
Прижмет дитя к измученной груди
И шепчет, шепчет ей, — и впереди

Еще от автора Максим Фаддеевич Рыльский
Олександр Довженко

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Полное собрание стихотворений

В. Ф. Раевский (1795–1872) — один из видных зачинателей декабристской поэзии, стихи которого проникнуты духом непримиримой вражды к самодержавному деспотизму и крепостническому рабству. В стихах Раевского отчетливо отразились основные этапы его жизненного пути: участие в Отечественной войне 1812 г., разработка и пропаганда декабристских взглядов, тюремное заключение, ссылка. Лучшие стихотворения поэта интересны своим суровым гражданским лиризмом, своеобразной энергией и силой выражения, о чем в 1822 г.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.