Стихотворения и поэмы - [94]

Шрифт
Интервал

всё, что за зиму вызнал,
                                           земле передам.
Книжку клал на полынь,
                                        подкреплялся припасом,
И читал,
              и читал я земле
по складам…
А страна протянула мне добрые руки
и с энергией жизни сдружила навек.
И забыл я
                    о давнем решенье в разлуке.
В городах,
                  у далеких расцвеченных рек.
Мой отец от земли
                                 отрешился однажды.
Он в Царицыне рухнул
                                         с заветной мечтой.
И не мог я простить тебе
                                              огненной жажды,
мук голодных,
                              слезы материнской святой.
Но случилось и наше свиданье второе.
Снова
                 партия
                               сына с землею свела.
Понял я
                 на волне Сталинградгидростроя,
что люблю тебя,
                             помню,
                                            ты в сердце жила…
Помню всё
                       и люблю тебя,
                                                землю родную,
но не ту,
                что макухой кормила меня.
Я люблю тебя
                          вновь молодую,
иную,
ту, которой становишься день ото дня.
Помню всё
                    и люблю тебя,
                                               степь дорогая.
Вас люблю я,
Быковы мои Хутора,
не былая краса мне мила,
                                                а иная,
ваше завтра люблю,
                                    а не ваше вчера.
Я люблю тебя там,
                                      за Калиновой балкой,
где морские к тебе пристают корабли,
где арбузы раскатятся прямо вповалку.
Будь районом
                          живой,
                                         плодородной земли.
И за эту любовь,
                             за отцовскую муку
и за эту мечту вековую твою
все стремленья свои,
                                    всю любовь,
                                                           всю науку —
всё,
            что нужным считаешь,
                                                    тебе отдаю.
То, что было —
                         людское голодное горе,
недороды,
кулацкий разнузданный гнет, —
всё отжившее —
                            пусть
                                            это волжское море
животворной
                         своею волной захлестнет!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОЭМА В ПОЭМЕ

1. У СОЛЯНОЙ ДОРОГИ
Шли в глубь степей
                                    по цареву указу
левобережьем,
                              страдая без воды.
Скучно тут
                     зоркому русскому глазу,
да надо!
Селился заслон от Орды.
Соляная дорога!
                                Для всей России,
для дома каждого и очага
по этой дороге соль возили
от Эльтона и Баскунчака.
Давно отшумели года боевые,
давно уж отхлынула темная тать.
Но стали тут
                      поколенья живые
всё глубже и глубже
в землю врастать.
Были когда-то указы именные,
но давно уже землю
                                  разодрали в клочки
Денисовы,
                  Панечкины,
                                           Степные,
Баженов —
                сперва еще так, кулачки.
Для них оказалось,
                                 что и голь — не обуза,
иди по найму из года в год.
Не было слаще быковских арбузов,
нигде так земля не давала доход.
Быковский арбуз —
                                   полосатое чадо!
Попробуй одною рукой удержи.
Лопнет,
               раскрыв заревую прохладу,
издалека только
                                 нож покажи!
Денисовы и зерна в землю метали:
поближе — арбузы,
                                  пшеница — в глуби,
на третью весну меняли местами,
сушь ли,
               голод —
лопатой греби!
Сами надрывались в страдную пору,
голь нанимали,
                          держали в горсти.
Хищные, жадные лезли в гору.
Рубль идет!
Успевай грести!
Только Баженов
                           да Степной, пожалуй,
могли помериться, шли в расчет.
Да еще Ковылин —
                              не камень лежалый!
Любой норовит тебя слопать, черт!
Панечкин —
                     этот землей похлеще,
но нету коммерции —
                                         кишка тонка.
Живет в Петербурге, степной помещик!
Спохватится. Скупим.
                                   Живи пока.
А этот, Стрыгин, —
                                 и откуда их носит? —
тоже лезет, совсем старичок,
скот пригнал, а выгоны просит.
Со временем — к ногтю,
                                           а пока — молчок!..
Так и следят друг за другом, волки.
Главный — Денисов:
                                     «Эй, сторонись!..»
Служат обедни матушке-Волге,
баржи гонят и вверх и вниз.
Один другому ребятишек крестит,
целуются на свадьбах:
                                         «Милый, кум!»
Пьют, обнимаются — честь по чести…
Ночью
            пылают
                             от жадных дум.
2. КОНЕЦ ВЕКА
Январь
               восемьсот девяносто шестого.
За тюремной решеткой не спит человек.
Он ходит по камере,
                                   снова
                                                 и снова

Рекомендуем почитать
Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)