Стихотворения и поэмы - [92]

Шрифт
Интервал

                                                 а жизнью стала,
тем малым лучиком,
                                       что высветил пути.
И не загадкой,
а разгадкой.
Небывало
ты осветила мне тогда,
                                           куда идти.
То жизнь сама —
                            всё обновила и велела.
«Тебе пора!» — она сказала, веселя.
Ты подсказала мне,
                                        что жизни нет предела,
что молода
и необкатана земля.
Но как же быть мне
                                        с благодарностью такою?
«Г-5 и 5…» —
                      Не слышал дальше, вот беда!
Обратно диск идет,
                                 стрекочет под рукою,
я не узнаю окончанья никогда.
Пора, пора мне!
                              Обокрасть себя могу ли?..
Тебя не знаю,
                         не найду,
                                         но сохраню
тот чистый голос:
                              «Не звоните до июля…»
А я сейчас на всю вселенную звоню.
5. ПЕРВАЯ СТРОКА
И вот опять,
                     когда произношу
слова к тебе,
                       то делаюсь несмелым.
Я знаю:
                в тех словах —
                                           всё, чем живу,
всё,
            что задумал сделать
                                                    главным делом.
Заветные слова
                                     к тебе несу,
запас труда
                     и жизни опыт скромный.
Изведав слов нетленную красу,
красу лесов,
                     степей,
                                  земли огромной.
Слова любви и жизни
                                          я берег,
ждал мастерства,
                                 копил его по капле
на войнах,
                 в мирных днях,
копил, как мог,
и пробовал,
                     и спрашивал:
                                              «А так ли?»
И сердце подсказало мне:
                                                   «Пора!»
Земля шепнула о сыновнем долге
в тот час,
                когда вещали рупора
о стройке
                гидростанции
                                          на Волге.
Чтоб всё сказать,
                                     я взял издалека.
Ни слов,
               ни дней,
                                  ни лет
мне не хватало.
И зазвучала первая строка
в день пуска Ахтубинского канала.
Мы,
       партия,
                      единственной судьбою
зовем тебя,
надеждою своей.
Как сыновья,
                     мы счастливы тобою,
ты счастлива
                      любовью сыновей.
Прими же те слова,
                                        что я берег!
Ты, партия, живешь в сердечном гуле,
в работе лет,
                      в полете первых строк
любви и клятвы.
Ты — всему исток.
К тебе
             опять
слова мои прильнули.
6. ГРЯНУЛ СРОК
О чем ты шепчешь вдалеке?
Смеющийся и хрупкий
твой голос
                 у меня в руке
дрожит
           в нагретой трубке.
Я в Сталинграде,
                                 ты в Москве,
меж нами — тыща с лишним.
По электрической канве
приходит голос слышным.
«Когда приедешь? Навсегда?! —
И смехом зазвучала. —
Собою недоволен? Да?
Хорошее начало!
Экзамены? На всех парах!
Что? Жизнь тебя задела?
Засесть в Быковых хуторах?!
Хорошенькое дело!..»
Меж нами
                  мир гудит живой.
Волненьем нашим полная,
летает
            силы грозовой
изломанная молния,
как от руки и до руки,
когда вдвоем сидели
и сквозь деревья
                              огоньки
мерцали еле-еле.
Как от плеча и до плеча
в ту полночь грозовую,
когда толкали,
                           хохоча,
машину грузовую.
Тебя увидеть не могу,
а кажется, что рядом.
По нитке тоненькой бегу
за грозовым зарядом.
И удивляется заряд:
«Какая-то нелепица:
по телефону говорят,
давно могли бы встретиться!»
Всё по-другому быть могло,
а стало всё, как было.
«Постойте!»
— «Время истекло».
И молния остыла.
Ты, уши пальцами прижав,
ждала исхода гула.
П, на колене подержав,
портфелик застегнула.
Платок пуховый замотав,
«Идем!» — себе сказала.
Прислушалась — звенел состав
у дальнего вокзала.
Пошла, как щепочка в пруду,
от ветровой назолы
рукой спасая на ходу
взлетающие полы.
Ты замечаешь,
                         в первый раз
случилось вдруг такое:
нашло — не исчезает с глаз,
нашло — и нет покоя.
Стихами я теперь пишу,
сон убегает рано,
и я тянусь к карандашу,
к бумаге.
Правда, странно!
Не смейся, пожалей меня,
стихи сильнее яда.
А вдруг
              до нынешнего дня
не знал себя как надо?
А может, просто грянул срок,
жизнь встретилась со мною
и опалила с первых строк
своей взрывной волною!
Теперь зажегся и горю
от рифмы нет отбою,
и, как поэты,
                      говорю
я вслух
               с самим собою.
7. ПЕРВОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ
Вот и осень.
Земля моя, здравствуй.
                                          Над Волгой
я опять
             на быковском стою берегу,
осененный сыновней любовью
                                                       и долгом.
Столько снов твоих,
                                   слов твоих
                                                     я берегу!
Пароход отошел.
                                      Я остался.
Наплыло,
                    к сердцу сразу прильнуло

Рекомендуем почитать
Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)