Стихотворения и поэмы - [60]

Шрифт
Интервал

как тебе со мною рука об руку?
Я и то, признаюсь, устаю.
По земле идем. А не по облаку.
На исходе лета моего,
моего бушующего августа,
я еще не знаю ничего —
грустно тебе в жизни
или радостно.
Отвечай улыбкою одной.
Это знать другим не полагается,
как тебе, любимая, со мной,
как тебе живется,
как шагается?
1974

136. КАПЛЯ ВОЛГИ

Что-то верить стал я
                                      в каждую примету.
Серой синью
                      стынет волжская вода.
Может, скоро
                          я в последний раз
                                                         к тебе приеду
и останусь,
не расстанусь.
Навсегда.
Волга-родина,
                          прости слова восторга
и прости меня за всё,
                                    что умолчал.
Я живу тобой,
                          плыву тобою, Волга,
знаю твердо —
                          ты последний мой причал.
Я плыву тобой,
                           все створы отмечаю,
каждый раз
                     читаю снова по складам.
Проблесковыми огнями
                                         отвечаю
всем
          идущим на сближение
                                                     судам.
Сколько жизней
                           нами прожито с тобою!
Бурлаком ходил
                                дорожкой бечевой.
С той поры всегда хожу
                                         твоей тропою,
хоть и ноет
                     каждый мускул плечевой.
С Пугачевым я стоял
                                      в ночи грозовой,
лодки посуху
                          от Дона волоча.
Был я вольницей твоею
                                                 понизовой,
был я конницей твоей
                                       у Калача.
Я твоими всеми мелями
                                               мелею,
все глубины
                         воспеваю во сто крат,
всеми болями твоими
                                          я болею,
торжествами,
                          всеми праздниками рад.
Уезжаю, говорю тебе:
                                     «Счастливо!»
Тихо тают на песке мои следы…
Мне прощание с тобой,
                                           как боль разрыва,
с каждым разом —
                                  как предчувствие беды.
От волны твоей глаза мои наволгли.
Отзови от всех земных широт меня.
Волга-родина!
                          Я твой.
                                           Я капля Волги.
Искра малая
                            от вечного огня.
1974–1975

137. «Захочу позвонить…»

Захочу позвонить —
                                  опомнюсь, —
                                                        с диска спадет рука.
Ни расспросить, ни рассказать —
                                                     ни слова теперь в ответ.
Далеко ли ты
или близко —
                             никто не знает пока.
Я к этому не привыкну,
                                       что тебя навсегда нет.
Не загробной слезой омою,—
                                                  знаю твой нрав.
Но ушел
                 и не попрощался —
                                                   ничего не-сказал мне.
А я ведь живу, как прежде,
                                                с тобою вдвоем,
                                                                              вдвойне.
Оборвал всё тоской немою,—
                                                   нехорошо,
                                                                       Ярослав.
Хожу и зову друга…
                                  У тебя их теперь — не счесть.
В друзья тебя назначает
                                            каждый —
                                                             и стар и мал,
и тот, кто считает дружбу
                                               службой
                                                                  плести лесть,
и тот, кто знает ей цену, —
                                                 не раз ее продавал.
«Прощай!» — шепчу запоздало…
                                                         От боли я сник и стих.
Нужна мне твоя улыбка,
                                          укором сведенный рот,
локоть, прикрывший строки,
                                                   голос, густой, как стих,
рабочая неторопливость
                                               у проходных ворот.
Знаю — ты оборвал бы,
                                             знаю и сам — нельзя.
Не в плаче стихи охрипли, —
                                               кровь вышла из берегов.
Поэзию всю окрикни,
                                     и отзовется вся
на нежное твое имя —
                                     Ярослав Смеляков.
<1975>

138. ПЕРВЫЕ ДНИ

Кто в пилотках,
                           кто в шапках,
                                                   шинель — нараспашку.
Не хотелось ни есть и ни пить.
                                          А теплынь — хоть куда!
По утрам умывались,
                                       голову продев сквозь рубашку,
смеялись стеснительно:
                                            «Жирок нарастет, ерунда!..»
Ходили внутри заколдованного круга,

Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)