Стихотворения и поэмы - [62]

Шрифт
Интервал
Всё, что свершили, — памятно и свято.
Навеки будут рядом, без конца, —
могила Неизвестного солдата
и счастье победившего бойца!
1975

ПОЭМЫ

141. ПОЭМА ВСТРЕЧ

1
Под Берлином,
                             километрах в пяти
                                                                   у какого-то «Берга»,
в стороне от дороги,
когда уже солнце над землею померкло,
мы застыли в тревоге.
Вот и пламя распалось над «тигром».
                                                                  Обернулся механик:
«Машина дымится!»
Сразу черное что-то перехватило дыханье
и ударило в лица.
Командир приказал:
                                   «Потушить!
                                                          Я огнем вас прикрою!»
Мы баллон раскололи —
и в огонь, и в огонь мы бросаемся трое,
цепенея от боли.
А потом мы с трудом из горячего люка
вынесли командира
и стали дышать и дышать…
А над полем — ни звука,
и луна не всходила.
Бой ушел далеко.
                                Мы у мертвого танка расселись.
«Загоню я патрон-то,
тут, во вражьем тылу, не большое веселье
задержаться с ремонтом».
2
Командир наш поднялся уже,
                                                   отдышался к рассвету,
он сидит и ругает
«тигра» этого,
                            дождик этот,
                                                  Германию эту,
и войну поминает.
А радист не выходит из танка,
                                                    он связался с бригадой,
мы мотор запросили.
А пока…
              «Это что за поместье?»
                                                         — «Обследовать надо,
так сидеть мы не в силе».
— «Разрешите?»
                            — «Идите».
                                                — «Узнаем мы, что за поместье…»
Жалко, что командир приказал мне
                                                                     остаться на месте.
3
Дождь осекся внезапно.
«Идут», — доложил я с обидой.
Командир не ответил.
Он туда же глядит.
                             «Кто третий,
                                                не нашего вида?»
Я сказал: «Кто же третий?
Видно, где-нибудь тоже,
                                           как наша,
                                                            застряла машина».
— «Да, бывает со всеми».
— «Или просто отставший нечаянно наш пехотинец».
— «Штатский».
                        — «Немец?..»
                                             — «Разрешите?»
                                                                             — «Докладывай».
— «Мы осмотрели снаружи», —
начал было механик,
штатский вдруг подшагнул торопливо
                                                                   и тут же
нас приветствует «хайлем».
И бумагу сует командиру, и бормочет, бормочет…
«Замолчи, да постой ты!..»
— «Немцы там, много их. Только смирные очень.
Приблизительно — с роту.
Этот вот подбежал, дал бумагу,
                                                        свое тараторит,
вот бумага — прочтите.
Может, правда — цивильный какой,
                                                              водовоз или дворник,
звездочет иль учитель?»
Командир согласился:
                                             «Давайте, что же там, разберусь я».
Вижу я — на странице,
наверху, над строкой,
                                         нарисованы куры и гуси,
сбоку — колос пшеницы.
Немец бледный, стоит в ожиданье,
                                                               не стоится на месте,
руки за спину спрятал…
«Это грамота за успехи в хозяйстве поместья,
куровод он, ребята».
4
Это было давно.
Мы ползли по дорогам елецким.
                                                        Мы Орел обогнули.
Вечереет.
                 Вот пруд нас встречает волнующим блеском.
Вдруг забулькали пули.
«Кто стреляет?»
                                Стреляют откуда-то из автоматов.
«Подожди, не спеши ты.
Не сгибайся!
                                   Идем.
                                                   Вроде мы на работу куда-то.
Документы зашиты.
Вот дома».
                     — «Ну, скорей!»
                                              К дому первому мы подползаем,
не стучась — прямо в сенцы.
«Это кто там?»
                          — «Да мы это, мы,
                                                            не пугайся, хозяин,
мы свои, окруженцы…»
— «Что такое, старик, кто стрелял?»
                                                                Он ответил молчаньем.
Мы на окна взглянули:
на стекле два отверстия, окруженных лучами,—
две немецкие пули.
За окном пруд лежит.
                                      Над водой желтоватой
бьются гуси и утки:
немцы с берега их подстреливают из автоматов
и кричат в промежутки.
За окном —
                        птицы падают в воду, трепещут крылами
над водою проточной.
Немцы бьют и хохочут,
                                       трепещут и падают сами,
но стреляют, хохочут…
Вечером.
                  Хлеб хозяин нарезал, ужин мы поджидали.
Нам обмолвиться нечем.
«На сельхозвыставке
                                      в прошлом году
                                                                 был медалью
Продолжить чтение
Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.

Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.

Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.

Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)