Стихотворения и поэмы - [64]

„Что ж, берите, в плену я, —

вдруг сказал им отец.—

                                            Не могу не работать!“ — и вышел,

и провел посевную».

— «Значит, сдался старик!»

— «Я знакомым в глаза не глядела.

Отвернулись и люди.

А отец всё кричал:

                                  „Не могу,

                                                    не могу я без дела,

кто работу осудит!“

Запахал и засеял,

                                  с утра и до ночи работал,

нас гонял на участки,

полицаев и тех доводил до соленого пота.

Мать старела в несчастье.

Я смотреть не могу на людей,

                                                     стыд глаза застилает.

Показаться нельзя нам.

Мать к сестренке

                                   в другую деревню тогда увела я,

а сама — к партизанам.

А весна, как назло, в том году зеленела над миром,

буйно ринулись всходы.

В лес пришел к нам отец неожиданно

                                                                   и сказал командиру:

„Вот, на суд я, к народу“.

Только наш командир улыбался:

                                                         „Осудим под осень…“

Говорили ребята:

„Опыт, что ли, отец твой задумал с посевом и просит

поглядеть результаты“.

А посевы росли.

                              Крепли стебли.

И в пору налива

слух идет по району:

поднялась, поросла над землей небывалая нива —

в листьях вся и в бутонах.

Немцы силы сгоняли, людей и коней к косовице,

только стой, погоди-ка: в поле — ни колоска, ни овса, ни пшеницы —

молочай, повилика.

Всё трава застелила. Пропал урожай.

                                                                    Угрожая,

немцы бросились в села.

Первый раз,

                        не дождавшись совсем урожая,

был народ наш веселый.

А отец всё ходил по отряду, вздыхал виновато,

повторяя при этом:

„Я не мог без работы,

                                      посеял для них,

                                                                 но земля-то

не родит дармоедам!..“»

— «Слышишь, немец, земля не родит дармоедам! —

                                                                                                кричу я. —

В отделенья и роты

в сорок первом не ты ли, добычу почуяв,

свел цыплят желторотых?

Не хотел ты работать,

                                       труд задумал отнять у народов,

где войной, где обманом.

Это из-за тебя хлеб не сеял три года

Тимофей Емельянов!..»

7

Нам мотор привезли,

                                     мы в траву сковырнули горелый,

новый — краном схватили.

Немец кружится тоже, берется за каждое дело,

тянется не по силе.

Мы смеемся:

                       «Смотрите, и этот работать умеет!

Приучай свою спину.

Дармоеды и рабовладельцы заметно умнеют,

как пришли мы к Берлину».

А теперь и Берлин на виду.

                                            Впереди — только мир и работа,

честь победам!

Нам в колхозы свои,

                                     на заводы свои нам охота,

мы к работе поедем.

Там теперь торжествует, в работу влюбленный,

поднимается рано

смелый мастер орловской земли —

Тимофей Емельянов.

(Это он над снопом становился тогда на колени,

это я

          в ваши сенцы,

я вползал и стучался

                                    в жару отступленья бредовом:

 «Мы свои, окруженцы…»)

«Лена, пусть отец вынимает медаль и гордится

в день победы и мира.

Пусть на выставке ставят его золотую пшеницу

на подбитого „тигра“…»

Немец кружится тут же —

                                           то гайку подаст торопливо,

даже вытрет рукою,

то броню он погладит ладонью,

                                                         не хозяин, а диво!

И откуда такой он?

«Знаешь что, ты не нужен, иди-ка отсюда, —

рассердился водитель.—

Без тебя тут управимся,

                                              вон — в поместье иди ты!..»

— «Что с ним делать, девчата, скажите».

— «Давайте обсудим, вон машина готова.

Его показать бы всем честным трудящимся людям!»

— «Лене — главное слово».

— «Он рабовладелец, он крал у земли и у неба,

но расплата настала.

Пусть работает сам он,

                                        чтобы, если заленится, —

                                                                                        хлеба

до весны не хватало.

Ты слышишь —

                         корми себя сам,

                                                          а рабов не ищи ты,

и живи себе смело.

Вот тебе

                    нашей социальной защиты

высшая мера!

Чтобы, видя мозоли твои,

                                               твой хлеб, заработанный потом,

люди были б спокойны,

чтоб тебя,

                           подошедшего к мирным и честным работам,

не тянуло на войны!..»

«Уходи!» —

                       мы кричим ему с танка.

Он не верит чему-то,

гнется, шляпу ломая.

Это было за несколько дней до счастливой минуты

победного мая.

1945

142. ИЗ ПОЭМЫ «РАБОЧИЙ ДЕНЬ»

6. СМЕНА СМЕНЕ ИДЕТ

Бежит

               по открытой лестнице

в шуме,

             веселом звоне

весне молодой ровесница —

девочка в комбинезоне.

Косички схвачены бантом,

идет меж домов поселка.

Она,

               как струна, натянута,

легонькая,

                   как пчелка.

К сини комбинезонной

над кармашком