Стихотворения и поэмы - [66]

Шрифт
Интервал

на крыле его,
                        свесив ноги,
сидело, как на плече отца.
Комендатура
                       не знала про это.
Детство в завод влетало, трубя.
Наши ворота
                         остались секретом.
Детство, я не выдам тебя!
Детство,
                вижу в году далеком,
мое несмелое,
                          в первый раз
в сборочный цех
                            проникаешь боком,
стоишь в уголке
                              и не сводишь глаз.
Вот и привыкло,
                              почти как дома,
опять приходишь сюда тайком.
Ты, я вижу, уже знакомо
с этим
               поблескивающим станком.
Ага, —
оглянувшись,
                          к тискам пристыло
среди обеденной тишины.
Не глядя,
                 ударило по зубилу,
ссадину вытерло о штаны.
Ты подпоясалось стружкой верткой.
Смотри-ка,
                      и голос уже не тот.
Да кто это ходит
                              такой походкой?
Не слесарь ли это
                                   босой идет?
Детство,
                  а ну, разверни ладошки,
мозоли потрогаем.
                               Так и есть!
Уже успели стальные крошки
на кожицу розовую присесть.
Ты отступать не желаешь,
                                                детство,
что же делать с тобою нам?
И ты мне само подсказало средство, —
брови сдвинув,
                           стало к тискам.
«Делай!» —
                    напильник запел несмело.
«Делай!» —
                       металл угловат,
                                                      колюч.
Рождается в муках
                                  великое дело,
первое
             твое испытание —
                                                     ключ!
Ты слышишь:
«Парень в делах не робкий!»
Ты видишь —
                      ключ твой,
                                          на завитке,
шлифованным стеблем,
                                              резной бородкой
сияет у мастера на руке.
Юности
              ключ этот
                                   мы подарим.
Бери его.
                Сделай его судьбой.
Ты слышишь —
                        тебя величают:
                                                     «Парень».
Детство,
                 что мне делать с тобой?
Прощай, мое детство!
                                         Ступая неловко,
шагом
                ухожу навсегда.
Пахнет новенькая спецовка
ветром свободы,
                                  огнем труда.
Ты долго, долго бежишь за мною,
и выдаешь ты меня
                                    прыжком,
желаньем
                 по лужам ходить весною,
зимою
            вдруг запустить снежком.
В цехах я шествую —
                                      взрослый парень?
А ты не слушаешься меня,
бежишь
                 проехаться на электрокаре,
гайками спрятанными звеня.
Я к проходным
                          подхожу степенно,
свой пропуск открываю,
                                                а ты
на фотокарточке
                              чубом пенным
контролершам улыбишь рты.
Ты так непоседливо,
                                            так глазасто,
тебя похлопывают по плечу,
тебе улыбаются метров за сто,
а я о деле
                    сказать хочу.
Юность моя
                          подошла к девчонке.
Ты планы отвергаешь мои:
мне б —
               прикоснуться к ее ручонке,
ты —
          в косу ей
                            впутываешь репьи.
Я в комсомол подаю,
                                      так что же
ты на собранье робеешь вдруг?
Комсорг я,
                      хочу показаться строже, —
а ты
             вырываешься с пляской в круг.
Я брови сведу —
                          ты зальешься в смехе,
сесть приглашают —
                                     ты любишь стоять.
Меня вожаком называют в цехе,
а ты —
              в заводилы метишь опять.
Детство!
                Я за тебя краснею,
мне неудобно с тобой идти.
Юность!
                 Мне по дороге с нею!
Ты отстаешь от меня?
                                             Прости!
Где ты?
                  Нет от тебя ответа.
Прощай!
                Всё меньше твоих примет.
В первую смену встают с рассветом
в году далеком
                                в пятнадцать лет.
Прощай, мое детство!
Прощай, мое детство!
Ключ твой —
                      в надежных руках теперь,
юность берет его как наследство,
он открывает любую дверь.
Не зря мастера заводских слесарен
тебя испытывали ключом.
За ключ моей жизни
                                 я благодарен,
любой секрет ему нипочем.
Ключом
открывается день работы,
шумная праздничная страда.
Ключ твой открыл для меня ворота
в волшебный мир
                                моего труда.
1948

143. ДОРОГА К МИРУ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Итак, я тетради прочел…
Но сначала об этом…
О том,
           как в отошедшем году,
           расцветающим летом,
я сидел на скамье на Гоголевском бульваре
и завидовал
          то ли семье,
          то ли просто любящей паре.
«Приехал!» — шептала она.
«К тебе!» — отвечал он.
«Скучал ты? — спросила она.—
                                                Я дни отмечала…
Закончил! — смеялась она. —
                                                    Я в газете видала:

Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)