Стихотворения и поэмы - [26]

Шрифт
Интервал
если сумели преодолеть притяженье земли
                                                                            и жизни,
то теперь мы готовы пройти по любому меридиану
и выстроить счастье победившей отчизны».
Какая лётная погода!..
1945

22. О МАЕ

Когда нас друг от друга отнесло?
Не в мае ли?
Мы, загрустив, стояли…
Светило ль солнце в этот день?
                                                        Едва ли.
Была метель. Пустынно и бело.
С тех пор мне месяц май — одно число.
А вот еще другое вспоминаю:
под пулями я маюсь и бреду
на ледяном ветру.
                                   Иду в бреду,
и кровь течет…
                        Когда? В каком году?
Да говорят, что это было в мае!
Зато письмо твое передадут.
Иду. Читаю. Снег летит и ветер.
Что — снег?
Да нет — цветы в веселом свете.
Какой январь, когда сады цветут?!
А это в мае?
Лыжи завизжали
в тяжелую хрустящую пургу.
Все в майские костюмы наряжались,
все в белом
                     на сверкающем снегу,
Бежали и стреляли на бегу,
Сбегали к Дону
                           в снеговой пыли,
и в воду — раз!
                            Плывем,
                                            руками машем…
Вода ли это? Ледяная каша!
Цимлянскую отбили на заре.
Когда был май вот этот?
                                           В январе!
Зима ли, лето —
                           что нам время года?
Война!
Зимою, летом — не гляди.
Когда зовут — в атаку выходи!
Смешно спросить:
                                   какая там погода?
Я маем только радость называю.
Мой май —
                    шагнул на запад по земле,
мой май —
                   письмо на узеньком столе.
А мой январь —
                            разлука наша в мае.
Мы дожили до майской красоты.
До Первомая нашего святого!
Теперь видать, что снег, а что цветы,
где ты,
            в январь ли, в май ли входишь ты,
как выглядишь теперь ты в платье новом.
Свершилось это.
                             И теперь, как встарь,
май будет в мае,
в январе — январь.
1945

ДНИ СВИДАНИЙ

23. ПРИШЕДШИМ С ВОЙНЫ

Нам не речи хвалебные,
нам не лавры нужны,
не цветы под ногами,
нам, пришедшим с войны.
Нет, не это.
Нам надо,
чтоб ступила нога
на хлебные степи,
на цветные луга.
Не жалейте,
                    не жалуйте отдыхом нас,
мы совсем не устали.
Нам — в дорогу как раз!
Не глядите на нас с умилением,
                                                           не
удивляйтесь
                      живым.
Жили мы на войне.
Нам не отдыха надо
и не тишины.
Не ласкайте нас званьем:
«Участник войны!»
Нам —
           трудом обновить
                                         ордена и почет!
Жажда трудной работы
                                           нам ладони сечет.
Мы окопами землю изрыли,
                                                      пора
нам точить лемехи
и водить трактора.
Нам пора —
                   звон оружья
                                          на звон топора,
посвист пуль —
                           на шипенье пилы
                                                          и пера.
Ты прости меня, милая.
Ты мне жить помоги.
Сам шинель я повешу,
сам сниму сапоги.
Сам тебя поведу,
где дома и гроза.
Пальцы в пальцы вплету,
и глазами — в глаза.
Я вернулся к тебе,
но кольцо твоих рук —
не замок,
                  не венок,
                                   не спасательный круг.
1945

24. МОИ ДРУЗЬЯ

Госпиталь.
Всё в белом.
Стены пахнут сыроватым мелом.
Запеленав нас туго в одеяла
и подтрунив над тем, как мы малы,
нагнувшись, воду по полу гоняла
сестра.
А мы глядели на полы.
И нам в глаза влетала синева,
вода, полы…
Кружилась голова.
Слова кружились:
                                «Друг, какое нынче?
Суббота?
                Вот, не вижу двадцать дней…»
Пол голубой в воде, а воздух дымчат.
«Послушай, друг…» —
                                    И всё о ней, о ней…
Несли обед.
Их с ложек всех кормили.
А я уже сидел спиной к стене,
и капли щей на одеяле стыли.
Завидует танкист ослепший мне
и говорит
                 про то, как двадцать дней
не видит. И —
                          о ней, о ней, о ней…
«А вот сестра,
                          ты письма продиктуй ей!»
— «Она не сможет, друг,
                                          тут сложность есть».
— «Какая сложность? Ты о ней не думай…»
— «Вот ты бы взялся!»
                                      — «Я?»
                                                 — «Ведь руки есть?!»
— «Я не смогу!»
                              — «Ты сможешь!»
                                                             — «Слов не знаю!»
— «Я дам слова!»
                              — «Я не любил…»
                                                              — «Люби!
Я научу тебя, припоминая…»
Я взял перо.
                      А он сказал: «Родная!»
Я записал.
                  Он: «Думай, что убит…»
«Живу», — я написал.
                                        Он: «Ждать не надо…»
А я, у правды всей на поводу,
водил пером: «Дождись, моя награда…»
Он: «Не вернусь…»
                              А я: «Приду! Приду!»
Шли письма от нее. Он пел и плакал,
письмо держал у просветленных глаз.
Теперь меня просила вся палата:
«Пиши!»
               Их мог обидеть мой отказ.
Продолжить чтение
Рекомендуем почитать
Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.

Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.

Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.

Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)