Стихотворения и поэмы - [24]
Шрифт
Интервал
«Стой! Кто идет?!»
Нет, не думай, что так приду.
В этой большой войне
мы научились ломать беду,
работать и жить вдвойне.
Не так вернемся мы!
Если так,
то лучше не приходить.
Придем — работать,
курить табак,
в комнате начадить.
Не за благодарностью я бегу —
благодарить лечу.
Всё, что хотел, я сказал врагу.
Теперь работать хочу.
Не за утешением —
утешать
переступлю порог.
То, что я сделал,
к тебе спеша,
не одолженье, а долг.
Друзей увидеть,
в гостях побывать
и трудно
и жадно
жить.
Работать — в кузницу,
спать — в кровать.
Слова про любовь сложить.
В этом зареве ветровом
выбор был небольшой.
Но лучше прийти
с пустым рукавом,
чем с пустой душой.
1943
Машинописный текст с авторской правкой ст-ния «Приду к тебе». Архив М. К. Луконина.
18. «Ты в эти дни жила вдали…»
Ты в эти дни жила вдали,
не на войне со мной.
Жила на краешке земли.
Легко ль тебе одной!
Три лета, три больших зимы
просил: «Повремени!»
Теперь я рад, что жили мы
в разлуке эти дни.
Теперь хочу тебя просить:
«Будь той же самой ты,
чтоб было у кого спросить:
„А как цветут цветы?
А что же нет окопа тут,
что ночи так тихи?
А где,
когда,
на чем растут
хорошие стихи?“»
Чтоб объяснила: «Вот река,
(Как я просил: „Воды!“)
А вот на трубочке листка
есть гусениц следы».
Чтоб я поднялся в полный рост,
узнав из милых слов,
что нету пулеметных гнезд, —
есть гнезда воробьев.
Чтоб я,
покамест я живу,
увидел: жизнь сложней!
Чтоб я
и счастье
и беду
сердечные
узнал.
Чтоб я не понимал траву
как средство
скрыться в ней
или упавшую звезду
не принял за сигнал.
Шалун уронит барабан,
гроза пройдет в окне,
метель пройдется по дворам —
я вспомню
о войне.
А ты догадку утаи,
так всё сумей понять,
чтоб я
взглянул
в глаза твои
и мог любить опять.
Ведь в эти взорванные дни,
в дышащий местью час
был должен
к празднику хранить
любовь один из нас.
Хвалю прощание свое,
что мы разделены,
что мы не вместе,
не вдвоем
в разлуке
для войны.
Хвалю,
что ядовитый дым
не тронул глаз твоих!
Того,
что видел
я один,
нам хватит
на двоих.
1943
19. МЫ В ЭЛЬБИНГЕ
Сто километров прорыва!
А в Эльбинге спали.
Метнулись мосты, ожидая удара.
Трамваи,
бежать собираясь,
упали
передними лапами
на тротуары.
Кирки запрятали головы в плечи,
башни позванивают, как бутылки.
Дома к домам рванулись навстречу,
черепичные крыши смахнув на затылки.
Но ничто не ушло,
всё осталось на месте.
Берлин снабжал еще электрическим светом,
пока не поверил невероятным известьям
о том, что мы в Эльбинге,
в городе этом.
Вот город немецкий.
Стоит обалдело.
Изумленно глядит почерневшее здание.
Мы смеемся:
«Смотри, еще уцелела
вывеска: „Адольф и Компания“».
— «Смотрите!
На стенке,
пробитой снарядом:
„Мы выше всех!“»
Надпись прямо на камне,
в опровержение этого —
фашисты идут
ряд за рядом
и разговаривают
поднятыми руками.
Я вспомнил…
Тогда, в сорок первом!
Я вспомнил:
мы Брянск проезжали.
Пожаром огромным
он был.
На расколотом бомбою доме
надпись:
«Тише, школа!»
Я вспомнил:
огонь охватил и березы и клены,
плясал на крышах,
бушевал в перекрытьях
и надпись лизал на стене раскаленной:
«Курить воспрещается!»
Мог ли забыть я?..
А в Эльбинге
здесь перекрасили глобус,
рыжий маляр
вывел кистью
под крышей:
«Мы выше всех!»
И сбросил он бомбу
к школе,
где шли мы, стараясь потише.
Мы из Брянска пришли в этот город,
туда,
где нянчили сумасшедшую клику.
Фашистские надписи
на домах и заборах
мы читаем,
как позорную книг
Мы едем на танке.
Торопимся —
с новым приказом!
Подталкивая друг друга,
глядим мы
на обломок стены с почерневшей фразой
готическим шрифтом:
«Мы непобедимы!»
1945
20. ШВАРЦВАЛЬД
Мы ломаем ногами валежник лежалый.
Он пожаром бы мог встрепенуться, пожалуй.
Только мы не курили.
Мы идем через лес.
Рекомендуем почитать
