Стихотворения и поэмы - [27]

Шрифт
Интервал
«Пиши!»
              — «Но ты же сам сумеешь, левой!»
— «Пиши!»
                  — «Но ты же видишь сам?!»
                                                                  — «Пиши!..»
Всё в белом.
Стены пахнут сыроватым мелом.
Где это всё? Ни звука. Ни души.
Друзья, где вы?..
Светает у причала.
Вот мой сосед дежурит у руля.
Всё в памяти переберу сначала.
Друзей моих ведет ко мне земля.
Один мотор заводит на заставе,
другой с утра пускает жернова.
А я?
А я молчать уже не вправе.
Порученные мне горят слова.
«Пиши! — диктуют мне они.
                                             Сквозная
летит строка.
                    — Пиши о нас! Труби!..»
— «Я не смогу!»
                        — «Ты сможешь!»
                                                   — «Слов не знаю…»
— «Я дам слова!
                               Ты только жизнь люби!»
1947

25. ДНИ СВИДАНИЙ

Когда на родине опять
я вспомнил дни разлук,
я вспомнил эшелон,
                                  и вас,
                                           и город ранний
четыре лета и зимы назад…
Я задохнулся вдруг
и, радостью подхваченный,
                                               вошел в дни свиданий.
Тут я увидел пограничный ручеек
                                                           в районе Бреста,
как паровозный дым садится
                                                    на мокрую траву
и сосны брянские,
                                 что посмотреть меня
                                                                         тронулись с места.
На удивленное: «Живешь?» —
                                                          я ответил: «Живу!»
На улицы меня Москва
                                           приподняла, как на руки,
и я увидел мирный мир
                                          и небо на рассвете,
в окнах — свет,
из труб — дым,
заснеженные парки,
                                       и вас,
                                                      и ваше счастье…
Когда я всё заметил,
тогда подумал:
«Если бы,
для того чтобы видеть это,
вдруг нужно было опять идти
                                                  на смертный круг
и нужно было опять повторить
                                                     четыре зимы и лета,—
я б дни свиданий оборвал
и снова —
                   в дни разлук».
1945 или 1946

26. КОГДА Я ПРИШЕЛ

Когда я пришел,
                             я был в форме красноармейца.
Так и хотелось шагнуть по-военному —
                                                                       шире.
Я так и шел,
                      но захотелось переодеться
в штатское
                   и походить по квартире.
В одежде красноармейца
                                           удобно мне было:
я шел не один,
                        когда орудие выло,
я лежал на снегу,
                             и кровь не стыла,
я стрелял по врагу —
                                         и убедительно выходило.
Когда я пришел,
                            стихи вырывались тревожно,
снилось так,
                             что кипело на сердце.
Приходили строчки,
                                       спрашивали: «Можно?»
Подбегали к зеркалу:
                                    «Можно нам посмотреться?»
Плавали ритмы,
                             они были еще не измерены,
плавные — воздухоплавательных аппаратов,
быстрые — ритмы улицы.
Приходили герои с холода,
                                              не закрывали двери,
я сердился:
                    «Захлопните!
                                            Видите — плохо рифмуются…»
Но однажды я вспомнил
                                         про красноармейскую форму:
                                                                           как удобно мне было!
Как лежал на снегу,
                                  и кровь не стыла,
и как стрелял,
                         и как убедительно выходило!
Я вспомнил красноармейскую форму
                                                                 и даже
подпрыгнул от радости
                                        и побежал, чтобы согреться.
Это был ритм!..
И я записал тогда же:
стихотворению форма нужна такая,
                                                                 как на красноармейце.
1945

27. СТАЛИНГРАДСКИЙ ТЕАТР

Здесь львы
                      стояли
                                      у крыльца
лет сто
без перемен,
как вдруг
               кирпичная пыльца,
отбитая дождем свинца,
завьюжила у стен.
В фойе театра
                           шел бой.
упал
          левый
                        лев,
а правый
                     заслонил собой
дверей высокий зев.
По ложам
                лежа
                         немец бил
и слушал долгий звон;
вмерзая в ледяной настил,
лежать остался он.
На сцену —
                  за колосники,
со сцены —
                  в первый ряд,
прицеливаясь с руки,
двинулся наш
                        отряд.
К суфлерской будке
                                   старшина
припал и бил во тьму.
И
      история сама
суфлировала ему.
Огнем поддерживая нас,
в боку зажимая боль,
он без позы и без прикрас
сыграл
              великую
Продолжить чтение
Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.

Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.

Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.

Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)