Стихотворения и поэмы - [109]

Шрифт
Интервал

И высверкнуло сразу из ножен сабель триста.
Орешкин — командир.
Видать его отвагу.
Орешкин в бой идет.
                                     Орешкин рубит с лёта.
Посыпались кадеты от натиска такого.
Шли дни и ночи тесно,
                                  как лента пулемета.
В августе
вздохнуло
свободное Быково…
                  Юность упала в битве,
                  но умереть не могла.
                  То, что любовь уронила,
                  ненависть подняла.
                  Как некрасив, товарищ,
                  твой деревянный тулуп!
                  Страшно живому сердцу
                  слышать молчанье губ.
                  Собрался ты жить, товарищ,
                  а жить не довелось.
                  Слушают,
                                    слышат люди
                  шелест твоих волос.
                  Мы сделаем всё,
                                                    чтоб вечно
                  святой для людей была
                  братская эта могила
                  посереди села.
                  Прощай, дорогой товарищ,
                  строится рота вновь.
                  Ты знаешь,
                                    боец свободы,
                  что кровью смывают кровь…
Казненных хоронили, не плакали от боли.
Над братскою могилой клялись добить кадетов.
Теснили до Погромного,
                                        догнали в чистом поле
и за Царицын вынесли
                                        на штыки надетых.
Степные кулаки ловили продотряды.
В банды собиралась вся саранча степная,
Опять пошли пожары,
                                               разоры
                                                                     и утраты.
Вновь вышли быковчане,
нечисть подминая.
Бросали нас в степные протухшие колодцы,
нас кулачье пытало, разутых и раздетых,
но шли мы, коммунисты,
но шли мы, комсомольцы.
И защищали кровью
родную власть Советов.
И крепла власть хозяев родной земли
                                                                        законных.
Обрезы сторожили тебя в ночах неверных.
О, поколенье
                          первых
                                        секретарей райкомов
и первых
                    председателей колхозов,
                                                                       самых первых!
* * *
Одетое метелью, село уже заснуло,
под голову сугробы высокие подмяло.
Прасковья Александровна подставила два стула,
чтобы с меня
                     нечаянно
                                        не слезло одеяло.
А мы всё не ложились,
так долго мы сидели.
Быково спит.
                   Что видится тебе на новом месте?
Что снится
                        этой ночью
                                         под ровный гул метели?
Я сразу засыпаю
                              на сундуке,
                                                  как в детстве.
5. В МОРОЗНУЮ НОЧЬ
Ночь морозная.
                             Светло.
                                             Отмели метели.
Остаются до весны малые недели.
Что хожу я, что ищу —
                                         улица пустынна.
Жду, чтоб сердце после дня
                                                        наконец остыло.
Звезды в синей вышине
                                            тихо гаснут сами.
Спят Быковы хутора
                                       со своими снами.
Вот оконце.
Виден свет.
Дом знаком немного.
Это кто же запоздал?
                                     Или есть тревога?
Нарисован на окне
                               керосинной лампой
неподвижный человек
                                         с головой кудлатой.
Угадал я и смеюсь:
                                          мается парнишка.
Не шпионская его приковала книжка.
Приходил ко мне на днях
                                               и читал несмело
начинающий поэт из райфинотдела.
«Вот стишок про соловья, —
                                              говорил он глухо. —
Вот про выборы.
                              Идет выбирать старуха.
Вот составил про Москву.
                                            Не бывал? Не важно!..»
И листал он, и листал,
                                        и читал протяжно.
Я видал его потом —
                                      вот они, поэты! —
мимо почты он ходил,
                                   будто ждал газеты.
Догадался я, войдя,
                                  в этом нету чуда:
телефонничает там
                                        тоненькая Люда!
Я смотрю на свет его,
                                      понимаю, парень,
этой темой я не раз
                                 был и сам ошпарен.
Знаю, сам писал стихи —
                                        дело не простое,
трудно стройно говорить,
                                         на канате стоя.
Знаю, мучает тебя
                                        тишина немая,
ищешь нужные слова,
                                  карандаш ломая.
Очень трудно начинать,
                                      подчинять размеру.
Ну, давай же помогу.
Если так, к примеру:
                  Я безлюден,
                  нелюдим,

Рекомендуем почитать
Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)