Стихотворения и поэмы - [108]

Шрифт
Интервал

и теплый ветер навевает еле-еле,
он за ночь обаукал все поля.
Да, все поля он обаукал, вешний ветер.
Да, обвеснели и осели все снега.
И замечательно просторно жить на свете!
Как никогда,
земля родная дорога.
Шофер, мой друг, дороги будут,
ты счастливый.
Мы нашу землю обновляем — ей пора.
Встает из-за бугра, за снежной гривой,
село мое, мои Быковы хутора.
6. СТАРЫЙ КОММУНИСТ
Два дома через улицу
                                       смотрят друг на друга.
Два друга
                 часто видят
                                      в окно один другого.
Встречаются. Поклонятся:
                                             «Здорово!»
                                                               — «А, здорово!..»
Уже обоим головы посеребрила вьюга.
Года идут.
Года идут.
                        Они молчат про это,
вот разве пионеры расспросами встревожат.
Нет, не считают пенсию
                                      получкой с того света.
От них ты не услышишь, что век, пожалуй, прожит.
«Привет, Никита Лаврович!» —
                                                 Квитко протянет руку.
«Садись, Михал Петрович!
                                                  Ты что приходишь редко? —
Юфатов выйдет в горницу:
                                             — А вот и табуретка…»
Садятся.
Улыбаются
                      взволнованно друг другу.
«…Не довелось учиться.
                                       Не брали пришлых в школу.
(В Быково переехал отец с верхов когда-то.)
Юфатовы, мы сроду грузчиками были.
А в девятьсот четвертом…
Значительная дата! —
Смеясь, Никита Лаврович спросил: —
Ты помнишь, Паша?»
— «Ну, как же!
                           Как вчера. Прошло, скажи на милость!» —
Прасковья Александровна
задорно улыбнулась,
в глазах ее далекая юность заискрилась.
«Вот тут я подружился
                                         с Мазуровым Гаврилой.
Бывало,
               нам читает по книгам непонятным.
О Ленине
                    услышал я от него впервые.
Но только темный был я.
Его забрали в пятом.
Меня на службу взяли. Я отслужил.
                                                         Услышал:
в Баку живет Мазуров.
Дорога нам открыта,
поехали мы с Пашей.
                                   У Нобеля работал.
Мазуров снова:
                           „В партию запишись, Никита“.
— „Постой, Гаврил Герасимович,
                                                         дай с мыслями собраться“,
В четырнадцатом дунуло горячими ветрами.
Мазурову дал слово:
                                 „Вернусь — иду с тобою!“
Был ранен.
А в семнадцатом в большевики избрали».
— «В партии вы не были, а как же…»
                                                                     «Вот избрали.
На слет большевиков нас выдвинула рота.
Пошли громить Корнилова —
                                               от Питера прогнали.
И в октябре
всех временных махнули за ворота.
Так и пошло.
Был в запасном, в Москве.
По всей России
с заданьем — агитировать —
                                                     вдвоем с дружком послали.
По взбудораженной стране в теплушках колесили.
Мы полк тогда
                          за Ленина
                                            подняли в Ярославле.
…Приехали в Быково.
                                   Тут первого июля
я в партию вступил».
                                 Разбередило душу.
Прасковья Александровна с улыбкою вздохнула:
«Я тоже
              с восемнадцатого в партии.
По мужу!..»
* * *
Смотрю: вот человек —
                                        семьдесят три года.
А сколько бурь шумело над головою этой!
Старый коммунист,
сын русского народа,
зажегшего свободу,
                                 как знамя,
                                                          над планетой.
Еще не отдыхают его большие руки.
Чуть свет — он на работу.
                                          Смеркается — с работы.
Уже в ученых ходят талантливые внуки.
Устал?
             Устал, конечно.
На отдых?
                    Нет охоты.
Я думал о себе:
                            чем старше, тем старее.
Что ты расскажешь людям?
                                                Что навсегда подаришь?
Ты не кривил душою?
                                           Ответь себе скорее:
товарищ ты кому-то?
                                       Есть у тебя товарищ?
А ты готов к тому,
                                чтоб выступить в дорогу,
отбросив все обиды,
                                    прервав и вдохновенье,
перешагнув сомненье свое
                                                    и самомненье?
А ты готов в дорогу,
в опасную тревогу?
Готов ты налегке шагать —
рука в руке,
                         шагать с другими в ногу
на смертном сквозняке?
Готов ли ты в дорогу?..
* * *
Грохочет девятнадцатый.
                                             Деникинская свора
нахлынула в Заволжье.
                                       Захвачено Быково.
Тридцать три штыка
и тридцать три затвора
в отряде у Юфатова,
                                       в отряде военкома.
Уездный исполком сзывает коммунистов, —
Мазуров приказал
                                   не отступать ни шагу.

Рекомендуем почитать
Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)