Стихотворения и поэмы - [5]

Иссеклися косы золотые,

Ясный взор слезинки замутили.

Ничего-то девушка не помнит,

Помнит лишь одну дорогу в омут,

Только тише, чем кутенок в сенцах,

Шевельнулась дочь у ней под сердцем.

Дочка в пана родилась — красивой.

Настегала дочку мать крапивой:

— Не расти большой, расти здоровой,

Крепкотелой, дерзкой, чернобровой,

Озорной, спесивой, языкатой,

Чтоб тебя не тронул пан проклятый.

А придет он потный, вислоусый

Да начнет сулить цветные бусы,

Пояс драгоценный, ленту в косы, —

Отпихни его ногою босой,

Зашипи на пана, дочь, гусыней,

Выдери глаза его косые!

1936

Кофейня

…Имеющий в кармане мускус

не кричит об этом на улицах.

Запах мускуса говорит за него.

Саади

У поэтов есть такой обычай:

В круг сойдясь, оплевывать друг друга.

Магомет, в Омара пальцем тыча,

Лил ушатом на беднягу ругань.

Юн в сердцах порвал на нем сорочку

И визжал в лицо, от злобы пьяный:

— Ты украл пятнадцатую строчку,

Низкий вор, из моего «Дивана»!

За твоими подлыми следами

Кто пойдет из думающих здраво? —

Старики кивали головами,

Молодые говорили: — Браво!

А Омар плевал в него с порога

И шипел: — Презренная бездарность!

Да минет тебя любовь пророка

Или падишаха благодарность!

Ты бесплоден! Ты молчишь годами!

Быть певцом ты не имеешь права! —

Старики кивали бородами,

Молодые говорили: — Браво!

Только некто пил свой кофе молча,

А потом сказал: — Аллаха ради!

Для чего пролито столько желчи? —

Это был блистательный Саади.

И минуло время. Их обоих

Завалил холодный снег забвенья,

Стал Саади золотой трубою,

И Саади слушала кофейня.

Как ароматические травы,

Слово пахло медом и плодами.

Юноши не говорили: «Браво!»,

Старцы не кивали бородами:

Он заворожил их песней птичьей —

Песней жаворонка в росах луга…

У поэтов есть такой обычай:

В круг сойдясь, оплевывать друг друга.

1936

Подмосковная осень

В Перово пришла подмосковная осень

С грибами, с рябиной, с ремонтами дач.

Ты больше, пиджак парусиновый сбросив,

Не ловишь ракеткою теннисный мяч.

Березки прозрачны, скворечники немы,

Утрами морозец хрустит по садам:

И дачница в город везет хризантемы,

И дачник увязывает чемодан.

На мокрых лугах зажелтелась морошка.

Охотник в прозрачном и гулком лесу

По топкому дерну, шагая сторожко,

Несет в ягдташе золотую лису.

Бутылка вина кисловата, как дрожжи.

Закурим, нальем и послушаем, как

Шумит элегический пушкинский дождик

И шаткую свечку колеблет сквозняк.

1937

Беседа

На улице пляшет дождик. Там тихо, темно

   и сыро.

Присядем у нашей печки и мирно

   поговорим.

Конечно, с ребенком трудно. Конечно, мала

   квартира.

Конечно, будущим летом ты вряд ли

   поедешь в Крым.

Еще тошноты и пятен даже в помине нету,

Твой пояс, как прежде, узок, хоть в зеркало

   посмотри!

Но ты по неуловимым, по тайным женским

   приметам

Испуганно догадалась, чтó у тебя внутри.

Нескоро будить он станет тебя своим

   плачем тонким

И розовый круглый ротик испачкает

   молоком.

Нет, глубоко под сердцем, в твоих золотых

   потемках,

Не жизнь, а лишь завязь жизни завязана

   узелком.

И вот ты бежишь в тревоге прямо

   к гомеопату.

Он лыс, как головка сыра, и нос у него

   в угрях,

Глаза у него навыкат и борода лопатой.

Он очень ученый дядя — и все-таки он

   дурак!

Как он самодовольно пророчит тебе

   победу!

Пятнадцать прозрачных капель он

   в склянку твою нальет.

— Пять капель перед обедом, пять

   капель после обеда —

И все как рукой снимает! Пляшите опять

   фокстрот!

Так значит, сын не увидит, как флаг над

Советом вьется?

Как в школе Первого мая ребята пляшут

   гурьбой?

Послушай, а что ты скажешь, если он

   будет Моцарт,

Этот неживший мальчик, вытравленный

   тобой?

Послушай, а если ночью вдруг он тебе

   приснится,

Приснится и так заплачет, что вся

   захолонешь ты,

Что жалко взмахнут в испуге подкрашенные

   ресницы,

И волосы разовьются, старательно завиты,

Что хлынут горькие слезы и начисто

   смоют краску,

Хорошую, прочную краску с темных

   твоих ресниц?..

Помнишь, ведь мы читали, как в старой

   английской сказке

К охотнику приходили души убитых птиц.

А вдруг, несмотря на капли мудрых

   гомеопатов,

Непрошеной новой жизни не оборвется

   нить!

Как ты его поцелуешь? Забудешь ли, что

   когда-то

Этою же рукою старалась его убить?

Кудрявых волос, как прежде, туман золотой

клубится,

Глазок исподлобья смотрит — лукавый и

   голубой.

Пускай за это не судят, но тот, кто убил —

   убийца.

Скажу тебе правду: ночью мне страшно

   вдвоем с тобой!

1937

Бессмертие

Кем я был? Могильною травой?

Хрупкой галькою береговой?

Круглобоким облачком над бездной?

Ноздреватою рудой железной?

Та трава могильная сначала

Ветерок дыханием встречала,

Тучка плакала слезою длинной,

Пролетая над родной долиной.

И когда я говорю стихами —

От кого в них голос и дыханье?

Этот голос — от прабабки-тучи,

Эти вздохи — от травы горючей!

Кем я буду? Комом серой глины?

Белым камнем посреди долины?

Струйкой, что не устает катиться?

Перышком в крыле у певчей птицы?

Кем бы я ни стал и кем бы ни был —

Вечен мир под этим вечным небом;

Если стану я водой зеленой —

Зазвенит она одушевленно,

Если буду я густой травою —

Побежит она волной живою.

1938

Глухарь

Выдь на зорьке

И ступай на север

По болотам,

Камушкам

И мхам.

Распустив хвоста колючий веер,

На сосне красуется глухарь.

Тонкий дух весенней благодати,

Свет звезды —