Стихотворения и поэмы - [50]

Борода его стала

вроде метлы.

Стал на вид он

как выходец

из могил.

Не на посох

склоняться бы старику,

а в объятья упасть

к дорогому сынку.

Слаб он стал

и беспомощен,

словно «дал»;

он Юлдаша искал,

он к Аллаху взывал

и, заслышав азан,

бормотал он Коран.

«Вы Юлдаша не видели?» —

говорил.

Вопрошал у людей,

у камней,

у могил.

И однажды обрадовали старика:

в Самарканде видали его сынка.

Сердце

словно согрето чудесным лучом.

Он спешит к Самарканду,

надеждой влеком.

6

Как в наряде военном

хорош

первоклассный боец,

наездник Юлдаш.

Ровно выстроены в ряд

скакуны.

Это красная конница,

гордость страны.

И, как признак того, что боец не трус, —

у каждого закручен

буденновский ус.

Эта армия

дружит с победой всегда.

Ее слава и подвиги высоки,

дисциплина тверда.

За Отчизну труда

постоянно

готовы к атаке клинки.

Если б не были спаяны

чувством единым

эти крепкие,

словно литые, ряды,

враг вошел бы

         в твой дом,

надругался б над ним,

и никто бы не спасся

от лютой беды…

И ни я,

и ни вы

не снесли б головы.

Средь несчетных бойцов

как отыщешь сынка?

Застилает туман

глаза старика.

Точно бисер,

слезинки

роняют глаза.

Словно в блестках росы

борода у отца.

Только вытрет слезу —

набегает слеза.

Сотня славных Юлдашей

стоит перед ним.

Он смотрел бы на всех

добрым сердцем своим.

Вот он руки раскинул —

Юлдаша обнять —

и с улыбкой шагает

вдоль стройных рядов.

«Нет, не этот Юлдаш,

и не тот!»

И опять

он любого обнять

по-отцовски готов.

Жеребенка он ищет

среди жеребят,

соколенка,

что выпал

давно из гнезда,

ягненка, с которым

разлучила беда.

«Ваш Юлдаш на посту, —

старику говорят, —

а с поста

отлучаться нельзя никому».

«На посту?

Что за пост,

не пойму.

Я военного

не изучал языка.

Поспешите к нему,

пусть Аллах успокоит

отца-старика,

пусть скорей приведет

дорогого сынка».

Но смеются джигиты:

«Аллах ни к чему,

вы пойдите-ка сами

к сынку своему.

Вон стоит ваш Юлдаш

на почетном посту,

но к нему

приближаться нельзя никому».

— «Что ж он будет стоять

от отца за версту!

Даже если б гора

преграждала мне путь,

я пройду сквозь нее,

чтобы к сыну прильнуть,

чтоб склониться скорей

на сыновнюю грудь,

чтоб дыханье сыновнее

глубже вдохнуть,

чтоб с любовью

в родные глаза заглянуть.

Почему не могу я

к нему подойти,

чтоб навеки забыть

все печальные дни,

все чужие дома,

все чужие огни,

кишлаки,

где сыночка

мечтал я найти?»

И, не выдержав,

крикнул он громко:

«Сынок!»

И, живого волненья полно

и тепла,

это слово

к Юлдашу летит,

как стрела.

И в груди возникает горячий комок.

И, за словом своим

поспевая едва,

прямо к сыну

спешит удивленный отец.

Весь в слезах он,

и кругом идет голова:

«Неужели

нашел я тебя наконец?

Почему же, Юлдаш,

ты упорно молчишь?

Может, саблей тебе

отрубили язык?

Как высок ты

и статен,

мой смуглый малыш!

Почему ж ты молчишь?

Ты отвык

от меня?

Подойди,

положи мое сердце

себе на ладонь.

Как трепещет оно

и пылает в груди,

что огонь!»

— «Милый, добрый отец, —

 отвечает Юлдаш наконец, —

я вас вижу, но я подойти не могу,

я стою на посту».

— «Что ж, мне так и стоять

от тебя за версту?»

В старом сердце

опять воцаряется мгла…

Но отходчиво

и незлобиво оно, —

то звенит,

как надтреснутая пиала,

то отцовского счастья

и света полно…

Все обиды отец

поутру позабыл,

он с Юлдашем стоит

на военном плацу.

Проявляя живой,

нерастраченный пыл,

с увлеченьем Юлдаш

объясняет отцу:

«Этой самой винтовкой

своей боевой

я немало в бою

уложил басмачей.

Поплатились

семнадцать из них головой.

В наш сияющий край

не проникнуть врагам.

Им от конницы нашей

не скрыться нигде.

Погляди-ка

на мой безотказный наган:

он со мной,

под рукою

всегда и везде.

Этим верным наганом моим

поражен был убийца детей Ибрагим!»

И старик,

удивленный Юлдашем своим,

говорит:

«Ой, сынок,

не погибни от пули шальной.

Будь я молод,

неплохо нам было б двоим

поработать

испытанной шашкой стальной,

рассчитаться с врагом,

в клетку вора загнать,

чтоб лисе неповадно

было кур воровать».

7

Славься, кровью вспоенное

знамя труда!

Развевайся

горячей зарей на ветру!

Пусть

с пятью остриями наша звезда

озарит

вековечную темноту.

Не сломить,

не осилить

великой страны,

где джигиты, Юлдашу подобные,

есть

для труда и войны.

Как один, сплочены,

мы всегда отстоим

нашей Родины честь.

Не возьмут нас

ни ложь,

ни угроза,

ни лесть.

Мы своей величавой Отчизне

верны.

Светит

алое знамя ее

с вышины,

как живая заря,

как победная весть.

1933

Перевод Л.Длигача

СВАДЬБА

Ударник колхоза «Байналмилал» Андижанского района, комсомолец Шадман, решив жениться, написал товарищам, спрашивая, каким должно быть супружество. Вступая в колхоз, Шадман был батраком, с одним лишь кетменем да старым халатом.

(Из газеты)

Да, свадьба, что ни говори, большой и редкий

                                                                                 праздник.

На новый, незнакомый путь вступает человек.

Любовь сплетает два цветка благоуханных

                                                                                разных,

два юных чистых существа сближаются навек.

Два жарких сердца бьются в лад, горят

                                                                        неугасимо,

за счастьем нежности летят, как перышко легки.

Из ясных девичьих зрачков, заранее любимы,

в зарю грядущую глядят дочурки и сынки.

Шадман, дружок, и я, как ты, был женихом

                                                                               когда-то,