Стихотворения и поэмы - [18]

И песня о счастье звучит, широка, глубока.

Наполнены ею сады, города, Мавджуда.

Прядешь ты надежную нить небывалой длины,

но более прочною нитью сердца скреплены.

Ты — славная дочь трудовой обновленной страны.

Республика наша, как ты, молода, Мавджуда.

В тебе отразилась великой Отчизны краса

и солнце ее, озаряющее небеса.

На выборах дружно тебе отдадим голоса.

Недаром Отчизна тобою горда, Мавджуда.

1937

Перевод В. Потаповой

ИТОГ

Звенит родник жемчужин вдохновенья,

Со времени Гомера не иссяк.

Мильярды слов, закованные в строки,

Утешьте, подтвердите, что не зря

Живу, огнем поэзии горя.

Как Навои — взволнованная юность,

Как мысль Бедиля — зрелости пора.

Вся жизнь — поэма. Рифмы, ритм чеканный…

Но что хитрить! Уже недалека

Финала неизбежная строка.

Ну что же, будем подводить итоги.

О чем писал я, что я воспевал?

Что, как рассвет, мне дали освещало,

Когда, родившись в сердце, как ручьи,

Текли стихи прозрачные мои?

«Любовь к отчизне, — отвечает сердце, —

Любовь и обещанье на заре:

Быть цельным, не менять своих воззрений

И так писать, чтоб хоры звучных строк

Вливались в души. Вот и весь итог».

1939

Перевод В. Липко

ПРОВОДЫ

Ты, жизнь моя, стала ясна, как алмаз.

Ты, жизнь моя, с солнцем навек подружись.

За всё, что ты сделала в мире для нас,

тебе я до смерти признателен, жизнь.

Под славной звездою все в нашем роду

рождались. Я эту звезду и пою.

Волна революции в Пятом году

качала, как мать, колыбельку мою.

В тот день, как столетье отпраздновал дед,

а внук его в школе за азбуку сел,

разнесся на весь возмутившийся свет

сигнал революции — Ленский расстрел.

Мой дед был рожден в год, когда из Москвы

бежал Бонапарт в потрясенный Париж.

Ты, дед мой, под саваном чистой травы

давно уж в объятьях безмолвия спишь.

(Джура, ты друзей рассмешил бы легко,

сказав им: «Уж внучек за книжкой сидит,

а дедушка в люльке спеленат лежит».

Молчи, что столетье меж нами легло.)

Случайность ли это? Глупцам ли на смех

рассказ мой о том, как мы начали жить?

Но нет, не случайность, — я знаю, нас всех

борьба нанизала на счастия нить.

В году двадцать третьем родился мой стих,

и сын мой родился в просторах земли.

В сознании детищ обоих моих

года проходили, пространства цвели.

Мой стих рос с тобою в родимом краю,

теперь ты стал взрослым, мой смелый солдат.

Пусть рядом с тобою в поющем строю

и стих мой шагает, как друг твой и брат.

Случайность ли это? Глупцам ли на смех

рассказ мой о том, как мы начали жить?

Нет, нет, не случайность, — я верю, нас всех

любовь нанизала на счастия нить.

Я помню, стихи для тебя я писал,

певучие строки вязал для тебя,

сидел на плече меньший брат твой Усар

и слушал стихи, свой кушак теребя.

Спросил меня: «Скоро ли Гитлер умрет?»

— «В день лучшего праздника в нашей стране».

— «А праздник когда?» — «А когда наш народ

фашистов раздавит в священной войне».

Всегда удивляться я буду, друзья,

случайностям нашей семейной судьбы.

В тот день, когда враг хлынул в наши края,

созрел мой Джура для военной страды.

Лети же, мой сокол отважный, вперед!

Тебе восемнадцать исполнилось лет.

Тебя наша партия в битву зовет.

Тебя осеняют знамена побед.

Я в возрасте Пушкина. Враг мой, держись!

Но здесь не дуэль, здесь возмездье и суд.

В дуэли — лишь смерть. А в борьбе нашей — жизнь.

Свободу войска наши миру несут.

Усар, успокойся, — наш праздник придет,

и Гитлер умрет, и ненастье умрет.

На битву в священный поднялся поход

великий, свободный советский народ.

Окончится счастливо начатый бой,

с народом наш мудрый отец говорит.

Будь стойким и храбрым, мой сын, — над тобой

священное знамя Отчизны горит!

1941

Перевод В. Сикорского

ЗИМА

Стужа. Сорок два градуса ниже нуля…

Только! Из хрусталя на потоках мосты.

Ветры быстры, как свет. Снег летит с высоты

и, кружась, бесконечные кроет поля.

           И под вьюгой гудят великаны леса.

           Это русской зимы несказанной краса!

Лед на окнах — иглистые ветви арчи.

Струны перебирает в избе паренек,

и ворчит и клокочет с борщом чугунок,

поднимается хлеб, зарумянясь в печи.

           Дом что полная чаша колхозный, родной…

           Это наша зима над счастливой страной!

Сруб колодца — подсвечник оплывшей свечи.

Вот и девушки шумно бегут за водой.

Наклонись и прислушайся к жизни самой —

чу, как песен весенних играют ключи!

           Как весной, здесь любовь и зимою в крови.

           Это русский январь — покровитель любви.

За окном — сорок два. Пятилетний Олег

с горки катится мимо отцовских ворот.

В шубке, в валенках, стужа его не берет.

И смеется он весело, падая в снег.

          Щеки — будто заря умывала сама.

          Он — сын русского! Это — родная зима!

Минус сорок два градуса… Гитлер кричит:

«Отступленья причина — мороз и зима…»

Но причина — народ, мощь руки и ума!

И Советское Информбюро говорит:

          «Вот — машина войны потеряла чеку,

           и зима помогала, была начеку!»

Похвальбой о «победах» во всех кабаках

и себя и лакеев своих убедя

и в объятиях у проституток найдя

свое счастье, поганцы в смоленских снегах

           замерзают сосульками тухлой воды.

           И зима беспощадно заносит следы.

Хорошо бы, кичливо топорща усы,

грабить, красть без помех, обжираться и пить,

хорошо б на ночлеге костры разводить,

мазать салом гусиным беспечно носы…