Стихотворения и поэмы - [32]

Полу плаща, как ловчий с целой сворой

Визгливых псов, сметая все подряд;

С ртом, перекошенным, как у солдат,

Бичующих Христа на гобеленах,

Что от его ругни дрожат на стенах;

Он, точно шут, паясничает всласть

И помыкает всеми, словно власть.

Устав, хочу я выбраться на волю, —

Не так оно легко; в соседнем холле

Семь смертных сторожат меня Грехов;

Миную сонмище здоровяков,

Чья гордость – звание «людей короны»,

Пуды бифштекса и вина галлоны, —

Им сдвинуть колокольню по плечу.

Меж этих Аскапаров трепещу,

Как тать крадущийся. Отцы святые!

Потопом слов обрушьтесь, о витии,

На сей рассадник зла! а я лишь мог

Подмыть его, как слабый ручеек.

Смиренью Маккавеев подражая,

Свой труд я, может быть, и принижаю;

И все ж надеюсь: буду я прочтен,

Как должно понят – и внесен в Канон.

САТИРА V

Я смех считаю, муза, неуместным.

Творец трактата о придворном честном

(Хоть не было таких людей и нет)

Нас поучает, что шутить не след

Над хворью и пороком. Не смеяться

Нам надо, а скорбеть иль возмущаться:

Ведь смех не страшен тем, чей произвол

Просителей ввергает в бездну зол.

Коль все взаимосвязано на свете,

Те ж элементы в каждом есть предмете,

Что в остальных, и человек любой

По сути представляет мир собой,

Мир, в коем власти сходствуют с морями,

Просители же – с мелкими ручьями,

В пучину уходящими навек.

Мир тоже все равно что человек,

И власти в нем играют роль утробы,

Что кормится просителями, чтобы

Извергнуть их, переварив вполне.

Все люди – прах. Просители – вдвойне,

Коль служат, словно труп – червям могильным,

Добычею чиновникам всесильным.

Чиновники подобны жерновам,

Покорные просители – ветрам,

Что сообщают жерновам вращенье.

Меж них идет война, но верх в сраженье

Не за вторыми в случае любом.

Известно ли монархине о том?

Не больше, чем истоки Темзы знают,

Как в устье на разлив ее пеняют.

Итак, начну выпалывать порок

В угоду вам, тому, кто мне помог

Желанный доступ получить на службу

И честностью снискал Глорьяны дружбу.

Наш век считать железным не резон,

Именоваться ржавым должен он:

В железном – правосудьем торговали,

Днесь торговать неправосудьем стали.

Быстрей, чем от поклонников своих

Бежала Анджелика, к горю их, —

Уходят наши деньги и владенья

На протори, залоги, взятки, пени.

Когда не чтит закон и сам судья,

Лишь букву, а не дух его блюдя,

Где нам искать защиту и управу?

В судах инстанций низших? Там на славу

Обчистят нас, посадят иль казнят.

А тот, кого так сильно притеснят,

Что в высший суд пойти он соберется,

С теченьем будет, как пловец, бороться.

Но выбьется из сил и все равно

Пойдет в изнеможении на дно.

Пытаться возвести над этой бездной

Мост золотой – довольно бесполезно:

Швыряй сколь хочешь золота туда —

Оно в волнах исчезнет без следа.

Богами судьи сделались земными —

Без «ангелов» нельзя предстать пред ними,

Хоть Бог иное заповедал нам:

Ведь если б взятки ангельским чинам

Давали люди, чтоб им вняло небо,

Сидели б даже короли без хлеба.

Святой – и тот бы вознегодовал,

Когда бы в дом к нему проник фискал,

Назвал посуду утварью церковной,

Плащ объявил сутаной голословно

И взятку, всех сумевши запугать,

Стал за недонесенье вымогать.

Нет, с кличкой шлюхи слово «правосудье»

Отождествлять отнюдь не вправе люди.

Оно – уста Судьбы, чей грозный глас

О нашем завтра извещает нас,

Красой подобно девушке невинной.

Вот только когти у него так длинны,

Что, если их в просителя вонзить,

Ему от боли может смерть грозить,

А чтоб они вошли поглубже в тело,

Судейские заботятся умело.

Зачем же предстаешь, глупец, ты им,

Как Богу – первый человек, нагим

И мнишь спастись от их алчбы несытой,

Закона нерушимого защитой,

Как Уримом и Туммимом, прикрытый?

Законность, к коей ты взываешь так, —

Не щит, а куча бросовых бумаг,

С удачною продажею которой

Амана ты затмишь богатством скоро.

Покуда ж лишь на то ты годен, чтоб

Смеялся в баснях над тобой Эзоп:

Как пес, что в воду за своею тенью

Нырнул, пойдешь ко дну ты без сомненья.

НА «НЕПОТРЕБСТВА» СЭРА ТОМАСА КОРИЭТА

В какую высоту (подумать – страх)

Твой дерзкий дух взлетел, как на дрожжах!

Величья ты искал венец – и что же?

Обрел его в венецианском Доже.

От их Лагуны к северу проплыв,

Ты в Гейдельберге отыскал залив

Столь дивных вин, что дальше плыть не надо…

Листаю я твой том – ну и громада!

Легко войти и кануть навсегда

В просторах необъятного труда,

Чью глубину вотще мечтал постичь я.

Коль Смех и Смысл – два основных отличья

Людей (как некто справедливо рек),

Твой труд – наполовину человек;

Из скромности, слепив лишь половину,

Ты рассудил не мучить больше глину.

Когда, Лунатик, дорасти ты мнишь

До Полнолуния? Когда затмишь

Весь мир, – как шишка на носу порою

Становится великою Горою?

Вперед! Побольше городов возьми

Из Мюнстера; у Геснера займи

Писателей; добудь вестей и критик

В «Меркурии» – и станешь сам политик.

Вернешься – всюду без конца болтай

Про Карлуса, про персов и Китай.

Вперед же, скромник! Чтоб, оставшись дома,

Не видел ты изготовленья тома,

Которому две Индии несут

Свои дары: с заката – злата пуд,

(Чей путь легко издателем угадан),

С востока же – корицу, перец, ладан:

Их скоро (в этом убедишься ты)

Обнимут бережно сии листы:

Позора в этом нету ни крупицы;

Но если им придется опуститься

До низкого товара, что купец

Сует в кулек: груш, пряничных сердец,