Стихотворения и поэмы - [55]

Он — вестник ночной в облачении скудненьком

Был, словно луна, в световом ореоле.

А темень могилу готовила путникам:

Как жезлом — до дна — рассекая Риони.

Всю ночь я выслушивал шепот кустарника.

Всё, с чем я вернулся, — пустяшней соломы.

Меня спас от смерти паромщик тот старенький,

Когда меня в Гурию свез на пароме.

Теперь же здесь мост.

                                    Только зелень ущербная

Здесь всё еще тихо шумит или ропщет.

Парома уж нет. Но в могиле, наверное,

О нем всё рассказывает паромщик.

171. Шаги. Перевод С. Алиханова

Я собираю в комнате шаги.

Шаги теряются, и я об этом знаю.

То яркий свет, то не видать ни зги —

Шаги, являясь, снова исчезают.

Я собираю в комнате шаги.

Шаги вокруг в невидимом витают.

В любимом воздухе они теперь легки,

И от шагов шаги в пространстве тают.

Неодолимое желание — собрать

Сопутствует всем помыслам поэта.

И собирает он шаги добра —

И сотворяет целый мир из света.

Шаг вечности порог преодолел.

Бесчисленное счислено шагами.

И шаг огромный к звездам улетел,

И изумил, и одарил мирами.

Крадущиеся — те мне не чета.

А я ищу всё первообраз шага.

Моих шагов уже не сосчитать,

И время сломано их ходом и отвагой.

Я удивлен, признаюсь, удивлен,

Что я свои шаги собрал стихами.

И, в бесконечные раздумья углублен,

Я всё хочу нагнать шаги шагами.

* 172. Новогоднее обращение к Родине. Перевод Е. Самченко

Твой образ, как очарованье, встает,

Тепло мне дала, не страшны мне метели.

Хотя и прибавится мне этот год,

Я, меквле, пришел я, распахивай двери.

Ты тоже, год новый, войди, а не стой:

Кто дружка у жизни, у времени? Вспомни.

На грудь мне звезду кинь, мой невод большой

Трепещущей, свежею рыбой наполни.

Большим изобилием нас одари;

Я тоже стал дружкой, я вестник без рога;

Обрадуй весной, полосою зари —

Печаль седины облегчи мне немного.

А ты, в чью святыню уверовал я,

Сияй! Твоя доблесть огромна, как небо:

Ты — родина, ты — дорогая моя,

Ты зерна растишь моих мыслей и хлеба.

Натружен и я вереницею дней,

Развернут твой лист полосою-зарею:

Читаю и радуюсь мощи твоей,

Гляжу на звезду, что взлетает с тобою.

Мне замыслы надо острей отточить,

Поклажу взвалить на себя, как бывало;

Должна ты звездою мой путь озарить,

Меня уберечь от зимы одеяла.

Приди, растопи этот снег на горе

И выпей хваленой и праздничной влаги;

Пришел я — калитку открой во дворе

И в доме моем зажигай чичилаки.

* 173. «В моей любви не надо сомневаться…» Перевод Е. Самченко

В моей любви не надо сомневаться,

Душа поэта — божьей книги свет.

Что кольца? Я могу сейчас признаться:

Терялись часто. Находились? Нет.

На седину мою не намекай мне,

С Казбека Терек воды мчит свои;

В Китае так написано на камне:

«Мосты стоят на волоске любви».

Не гнись, свои утраты вспоминая,—

Сок виноградный в сумерках вкусней.

Не прилетай, не улетай, вздыхая;

Пойдем, как шли, по камню наших дней,

В снегах не зябни, стой, приподнимая

Сиянье взгляда, — я тобой горжусь.

Шепчи, нашептывай не умолкая,

Не то уйду сейчас и не вернусь.

* 174. «Вот и двадцать пять лет за спиною…» Перевод Е. Самченко

Вот и двадцать пять лет за спиною,

Как ярмо наше с нами. Не раз

Я томился смертельной тоскою —

Догораю и тлею сейчас.

Я бессилен и чист; так случилось —

Ты опорой мне стала, я сед.

Наша жизнь, что почти совершилась,

Улетает — ей плачу вослед.

Мне огонь еще нужен на завтра,

Чтобы рядом дышать ты могла.

Меня осень печалит внезапно,

Словно жизни ночная мольба.

Но не гаснет, горит и сверкает

Четверть века — труда красота.

Копошусь; голос твой помогает

Говорить с тишиною листа.

Четверть века… А лист расцветает,

Над которым я ночью сидел;

Вот и в озеро греза вплывает.

Ты всё та же, а я постарел.

* 175. Ладо Гудиашвили. Перевод Е. Самченко

Ты пленяешься синим застольем,

Ты сокровище, столп красоты;

Мост рисуешь и высокогорье,

Кистью душу мне трогаешь ты.

Пляшет тело кинто рядом с бездной,

И форель изгибает волну;

Этот буйвол, как камень волшебный,

Затаился, не щиплет траву.

Плот мечты промелькнул. Где гуляет

Серафита? Вскочив на коня,

Амазонка летит; пролетает

Над Метехи луна из огня.

Красок колокол, звон лучезарный!

Рыбаков оглушает простор.

Ты апрель мой, и ты Опизари

И тбилисских созвездий узор.

Ты беседовал линией с нами

И с лозой свои корни сплетал.

Где лежит, одинок, Пиросмани,

Ты за Грузию тост поднимал.

Сеть фазанью забрасывал точно,

На маслине свой взгляд задержал

И под сердце, как скатерть, сорочку

На зеленой траве разостлал.

Снежным облаком волосы стали,

У Кинцвиси душа прилегла;

Очи ночи проводят у Мтквари

И горят в два костра до утра.

Твоя линия в сердце мне входит

Соловьиною нотой с листа,

На ристалище город походит:

Глаз борьба, наготы красота.

Мне из фресок твоих бесконечно

Скорбь ночей улыбнулась вчера.

Шелест Мтквари следишь и беспечно

Сны разглядываешь до утра.

Как сумел всё объять чистотою.

Ты влюбляешься в девственный взор.

Я скажу тебе, Ладо: душою

Ты похож на горящий костер.

* 176. Мирзе Геловани. Перевод Е. Самченко

Нам написал с поля битвы; с планшетом

И со стихами ты не расставался;

Где-то упал на равнине, при свете

Зарева раненым туром казался.

Глянул на поле, прибитое танком;

Встретился взглядом с ночною звездою.

Сердца частицу оставил нам, так как

Много стихов погибало с тобою.

Хрупкая ветка в тиши поникала