Стихотворения и поэмы - [19]

Шрифт
Интервал

И, прозвенев в холодном серебре,
Сквозь дождь и снег, как мост любви и дружбы,
Зов протянулся от горы к горе.
Там, в облаках тумана ледяного,
Бой одному последний предстоит,
На волоске повисла жизнь другого;
Кругом безмолвье звонкое царит.
Сверкнула молния в крутых изломах,
Дыша бедой, лавина понеслась.
И старший брат впервые сделал промах,
И младшего веревка сорвалась.
Большому горю слезы не услада —
Крутой дорогой, презирая страх,
Сестра пойдет на льдистые громады,
Чтоб письма братьев отыскать в горах.
Она идет по их следам упорно,
Ревниво на вершины гор глядит.
С Тетнульда снег белеет в косах черных,
В плаще дыханье Ушбы шелестит.
Сестра отважно место братьев заступила!
Она идет, по плечи в облаках,
Похожая на мать, что уловила
Два зова на далеких ледниках.
И, ледорубом кованым крошимый,
Ей уступал ледник за шагом шаг…
И альпинистка вносит на вершину
Победы знак, земли Советской флаг.
Впервые Ушба терпит пораженье
И покоряется Тетнульд седой.
День ясен, даль прозрачна, и в волненье
Я мужества любуюсь красотой.
Пусть утвердится жизнь! Пусть без изъятья
Рассеется глубокая печаль!
И горы за тобой идут, как братья,—
Вся в снежных кряжах утренняя даль!
И в сердце стих поет, как ключ горячий:
«Ты победила смерти вопреки!..»
Лазурно небо, светел день прозрачный,
Заводят перекличку ледники.
Под солнцем Ушба и Тетнульд красивый,
На горизонте — как сестра и брат.
В моей груди те горы вечно живы.
В горах две жизни вечные горят.
1950

17. По следам Важа Пшавела. Перевод П. Антокольского

1
Сзади оставивши долы,
Перевалили в горах мы
Дихчо. Но все-таки долог
Путь по верховьям Арагви.
Глохнем в Арагвином шуме,
Входим, стихи повторяя,
В Гудамакари, в Лутхуми,
В дебри обильного края.
Взмыли стервятники смело
И в синеве потонули.
Вот и деревни Пшавела:
Чаргали, Мигриаули.
Нас провожает по этой
Местности горец толковый.
Там, где серьгою продето
Солнце в утес ледниковый,
Там, над хевсурским селеньем,
Брошен ничком, у обвала
Плачет о крови оленьей
Синдаурай, как бывало.
Гнал он когда-то с откоса
Зверя в свирепом веселье —
Так и застрял тут и сросся
С пропастью в зубьях расселин.
Глохнет от грохота, замер,
Путь потерял, будто не был.
Тщетно пустыми глазами
Мерит дождливое небо.
Эй, продержись, сколько можешь,
Там, у предела природы!
Может быть, завтра уложишь
Тигра могучей породы.
Тигр оцарапает камень,
Кровью его обагряя,
Брошенный в пропасть руками
Призрака Синдаурая.
Горы, на нас нависая,
Смотрят легендами дико.
Вспахана рать их косая
Временем, будто мотыгой.
2
В Орцхали вцепились друг в друга
Две разных Арагви. Выходит
Навстречу из бражного круга
К нам пшав и беседу заводит:
«Привет, молодцы из долины,
Зарей освещенные люди!
Примите и тост мой недлинный
И выпейте горное луди.
Мы тут, как отара овечья,
В расселину сбиты и сжаты,
Но чуем, что время далече
Ударило в бубен набата.
В глазах ваших вижу, как будто
Неведомой азбуки слово
На радость хевсурам оттуда
По горной тропе привело вас».
Он молвил и, выгнувши локоть,
Как жахнет в ущелье двустволкой!
Откликнулась пропасть. И охать
Пошло в ней отчетливо долго.
У неба в глазах потемнело.
Завыла гора, убегая.
Покрытая пеной, как мелом,
Гремела Арагви нагая,
Зачатая за ледниками,
Сгибалась волною горбатой
По этой стране, где стихами
Усердствуют даже ребята.
Брюхатые овцы пыхтели,
Столпясь на отвесной дорожке,
И шустрые шуртхи слетели
И взмыли с откоса сторожко,
И, смутную ночь карауля,
Виднелась тропа еле-еле,
Где Чаргали, Мигриаули
В Арагвином горле гремели.
И ночь, рассыпавшая щедро
Дары свои, дальше вела.
Врезаясь в скалистые недра,
Ломала река удила.
3
Арагви вцепились в Орцхали
Друг в друга и рвут на куски.
И пшав повествует нам дале
Преданье хевсурской тоски.
Нам зверь подвывает, ощерясь,
За щебнем пробитого русла,
Где ветер стихает в пещере,
Туманы сползаются тускло.
Как девушка мчалась по круче,
Забывши адат родовой.
Как луч издалека зыбучий
Луна протянула ей свой.
Как мчалась по следу беглянки,
Стреляя, родня женихова,
Как билась у дикой стоянки
Арагви от стона глухого.
Несла она девушку мертвую,
От холода остервенев,
В стремительном беге наверстывая
На кручах растраченный гнев.
Нам пшав эту сказку рассказывал
Над кручей, над пеной Орцхали.
Он рану свою перевязывал
И хмуро оглядывал скалы.
«Там некогда сросся оплечьем
Со скалами Синдауридзе,
И высох костяк, искалечен,
И жаждет в долину спуститься.
Но в голые зубья расселин,
Где сумрачен быт бедняка,
Врезается, ясен и зелен,
Свет, видимый издалека.
Деревни, висящие в тучах,
Влачили безвыходно ночь.
Но там быть приветливым учат
И слова там ведают мощь.
И ждем мы сегодня такого
Рассказа иль песни такой,
Чтоб нам объяснили толково
О жизни долин городской», —
Так, руша гнездовья адата,
Сказал нам приветливый пшав.
Арагви неслась, как когда-то,
Столетьями в лица дыша.
И ночь разверзала нам щедро
Созвездья и дальше вела.
Врезаясь в скалистые недра,
Ломала река удила.
1931

18. Вечер застает в Хахмати. Перевод Н. Тихонова

Вот уж на тропах видим: хевсуры.
Значит, в предгорьях конец пути.
Завтра возьмем мы хребет темно-бурый, —
легче сказать о нем, чем перейти.
Вечер навстречу — идем, нахмурясь,
усталость качает, шли дотемна.
В Хахмати стали у Алудаури,
Кудиа будет хозяин наш.
Плоская крыша. Овчины горою.
Хахмати! Водкой полощем рот.

Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)