Стихотворения и поэмы - [53]

С рассветом бой. С рассветом средь курганов

Польется кровь по луговой траве.

«Пойдем, Дмитро, на стан враждебный глянув,

Издалека поклонимся Москве».

Взошли на холм, вперились острым взором

Туда, на юг, где залегла орда,

И вдруг оттуда, взвившись над простором,

И вопль и грохот донеслись сюда.

Ворвались в мир таинственные звуки —

Далекий гром невиданной грозы,

Как будто тяжко двигались возы

Иль кто-то выл от нестерпимой муки.

Что это? Кони вылетели вскачь

Иль в отзвуках смертельной дикой сечи

Пронесся женский безнадежный плач,

Татарский плач в полях у Красной Мечи?

Из тьмы ночной летел протяжный гром,

Как смертный рев разбитого похода…

И повернулись к северу лицом

Задумчивые князь и воевода.

«Ты видишь, княже? Расступился мрак,

Земля сияет в новом озаренье,

Как светлый щит, как серебристый стяг,

Воздвигнутый во славу поколений.

То над Москвой сияние встает,

Кремлевских башен светятся шеломы.

Моя твердыня, сеющая громы!

Моя надежда, сила и оплот!

Сквозь даль и ночь, сквозь чащи и дубравы

Я вижу свет, упавший на поля,

Над камнем башен плещет пламень славы.

Не дремлет стража юного Кремля.

Готовы мы и к битвам, и к пожарам,

И к буйству недр, и к злобе вражьих сил, —

Родную землю русскую недаром

Ты в основанье башен положил.

Пусть грянет бой! Вернемся к войску, княже.

Уж скоро день — он будет нашим днем.

Изломанный, навек сегодня ляжет

Бунчук Мамая под твоим конем!»

И замерли в земном они поклоне

Московским далям, стороне родной,

И выпрямились властно над землей,

И на коней — лишь зазвенели брони.

И из дозора возвратился князь,

Могущественный, встал перед войсками,

И тишина промчалась над полками,

Когда его десница поднялась.

И дрогнул луг, услышав княжье слово,

И, зашумев по берегу реки,

Из-за Непрядвы двинулись полки,

Вступившие на поле Куликово.

Перевод Н. Заболоцкого

3 ГОНЕЦ

«Гонец!» — позвал он, и с плеча

Легко скользнула епанча,

И сел к столу. А на дворе

В вечерней меркнущей заре

Сверкал мороз, воспламенен

Шелками праздничных знамен.

Гудел и плыл со всех сторон

Широкий колокольный звон.

В него народный гул влился —

Звучали всюду голоса.

Казалось, Переяслав полн

Гуденьем человечьих волн.

И чутко вслушивался он

В могучий гул, в счастливый звон,

В биенье сердца своего,

В неслыханное торжество.

Ни разу с юных лет еще

Так не дышал он горячо.

Всё было! Распря и поход,

И первый подвиг Желтых Вод,

И Корсуня победный клик,

И Берестечка страшный миг,

И Золотых ворот рассвет —

Всё было в бурной смене лет.

И он увидел пред собой

Дома, что снежною гурьбой

Вокруг майдана вознеслись

В морозный день в седую высь.

Людей предстала череда —

Всех, кто сейчас пришел сюда,

Кто к этой площади пришел

Из стольких городов и сел.

И в упоенье торжества

Шептал он слышные едва

Свои заветные слова:

«Украйна. Дружба. Русь. Москва».

И слышал клич своих друзей,

Могучий клич громады всей:

«Пускай объединимся мы

Навеки с русскими людьми!»

И нынче день настал, когда

Надежда наконец тверда

И Украину не страшат

Шляхетский мрак, магнатский ад,

Султанской каторги корма,

Глухой Туретчины тюрьма,

Не устрашает и само

Бахчисарайское ярмо.

Он поднял очи. В синей мгле

Белеет свиток на столе.

Рубин горит на булаве,

Граненный мастером в Москве.

Он руку вытянул с пером,

Порывисто на свитке том

Поставил подпись. Пусть Москва

Прочтет сердечные слова

Про то, что славный день пришел

И к единенью нас привел!

Он с кресла властно поднялся,

В глаза входящему впился.

«Всё выслушай, что я скажу, —

Лети на север, к рубежу,

Что б ни случилось, донеси

Письмо в Москву, к царю Руси!»

— «Ты так велишь, да будет так», —

Ответил коротко козак,

Отвесив гетману поклон.

На грудь посланье спрятав, он

Из дома вышел. На дворе

Всё было в звездном серебре.

Чуть слышно — близки ль, далеки —

Перекликались сердюки.

Козак задворками бежал

Туда, где конь у тына ждал.

Две тени — смотрит он во тьму —

Загородили путь ему:

«Куда спешишь, козак? Постой!

Не выпьешь, что ли, в день такой?»

Но строго отстранил гонец

До края полный поставец:

«Пить с вами нынче не хочу.

Ступайте прочь, я не шучу,

Хоть мы знакомы — видел вас

Меж слуг Выговского не раз».

«Знакомы, говоришь? Ну что ж!» —

Блеснул в руке у парня нож,

И выпал, и задребезжал.

Врага к земле козак прижал.

К нему приблизился другой.

Во мраке хрип и вздох глухой.

Козак поднялся. Двое тех

Бегут и топчут рыхлый снег.

И прямиком к коню гонец

Спешит. Добрался наконец,

Пистоли взял, суму берет.

«Мчись, добрый конь, лети вперед,

Мчись живо на Московский шлях!»

И конь уже летит в полях.

Козак на север держит путь,

Козак не хочет отдохнуть.

Копыто снег примерзший бьет,

И гулом в поле отдает.

Вокруг безлюдье, снежный хруст,

Взъерошен ветром каждый куст.

Всё глуше ночь. Не рассвело.

Мелькнуло в стороне село.

Ни шелеста, ни каганца.

Никто не глянул на гонца.

И только мертвый панский дом

Встал на пригорке снеговом;

Глядит он, черный, как Кощей,

Пустыми дырами очей.

«Лети, мой добрый конь, лети,

Не спотыкайся на пути

И не храпи, встав на дыбы,

Увидев виселиц столбы.

Они торчат уже шесть лет,

Проклятого Яремы [53] след.

Глянь, может, у столба того

Терзали батьку моего.

Встань, закусивши удила,

Здесь, на пожарище села.

Так точно и мое село

Когда-то пеплом полегло,

Когда татарский тлел огонь,

Последний след степных погонь».

И конь стучит копытом в лед.