Стихотворения и поэмы - [50]

Шрифт
Интервал

Где вянет мокрый куст запущенного дрока
Да тянет остролист в кичливости своей
Колючки тонких молодых ветвей.
Глухой кирпичный мир покорности и горя
Тускнеет в будничном бескрайнем коридоре,
Без дружбы, без надежд. И прозябанье то
Как будто в ящиках промозглых заперто.
Проходят женщины, угасшие до срока.
И в очередь встают, сутулясь одиноко,
Да почтальон стучит, по плитам проходя,
Да захлебнется в коклюше дитя.
Здесь каждый звук, отдельно существуя,
На глянцевитую ложится мостовую
И гаснет, чтоб ответа не найти
На долгом и бессмысленном пути.
Ни вздоха ветерка, ни школяра, ни птицы.
Лишь серость в скверике церковном проструится,
Да треугольная унылая стена
Под слоем копоти и сажи чуть видна.
Войдем туда, во мрак. Дух пыли, воска, тлена
Косой осенний луч не вырвется из плена.
Его запутало костлявое окно
Цветными стеклами, ослепшими давно.
Потрескались полы дощатые, и прочно
Уперся тощий столб под балкой потолочной,
Как будто сторожит фальшивый сплин и плен
Беленых, равнодушных, голых стен.
Но мы поражены не шелестом усердным
Торгашеских молитв, не миром лицемерным,—
В вертепе ханжеском в молчанье мы стоим,
Воспоминанием взволнованы иным.
Ты слышишь ли шаги поспешные, что гулко
Здесь сорок лет назад звучали в переулке,
Размолвок эхо, совещаний след,
Не стершийся за сорок долгих лет…
Из-за холодных стен, готических амвонов,
В спокойное тепло апрельских вечеров,
Сквозь череду скупых, задымленных фронтонов,
Бездушных улиц, запертых домов,
Пришли они, послы мильонов и мильонов,
Разбуженных на бой, бесстрашных мастеров.
Здесь было москвичей-дружинников немало,
Ткачей ивановских, и горняков с Урала,
И сталеваров — питерских бойцов,
Декабрьских дней застрельщиков-гонцов.
И рядом с ними, окружен толпою,
Крутой свой лоб склонивши вбок слегка,
Сраженье выиграв и вновь готовый к бою,
Шел человек, смотрящий сквозь века.
Взял под руку он друга молодого.
И в будущую даль так и прошли они
По теплым плитам города седого,
В апрельский вечер, в лондонской тени.
Струилась тихо влага и звенела.
Рассеивался сумеречный свет.
Им предстояла жизнь, борьба и дело,
Могучий праздник завтрашних побед.
Нет! Не хвалиться малостью добытой,
Лишь властно за собою закрепить.
Ведь враг силен, живучий, недобитый,
И значит, предстоит его добить.
Так шел из расступившегося круга —
Задумчивый учитель, старший брат,
И вслушивался младший в слово друга
И сам мужал — солдат и делегат.
И дым любимых городов России,
Кавказских гор гряда, украинская даль,
Мечта о подвигах, свершаемых впервые,—
Всё виделося им, всё закаляло сталь.
Нет, битвы не страшат в открывшихся пределах,
Ни чернота измен, ни пролитая кровь,—
Есть армия бойцов, в ней двести тысяч смелых.
Она растет уже и наступает вновь.
Она резервами и силами богата.
Святое знамя пролетариата
Не склонится пред краснобаем лжи.
Яснеет даль. Открыты рубежи.
В боях за партию, за рост ее упорный.
Заставив смолкнуть голосок тлетворный,
Меньшевиков отравленный язык,
Мужал, и рос, и крепнул большевик.
Так партия, мужая, вырастала,
Готовя тот желанный день сигнала,
Что в буре и громах шел, как девятый вал.
И через десять лет прогрохотал сигнал!
И тот, кто здесь прошел по магистрали мертвой,
В апрельский вечер через десять лет
Взойдет на броневик, чтобы рукой простертой
Народам указать путь завтрашних побед.
…Кварталы плыли, серые, как вата.
День лондонский, вставая тускловато,
Плыл по холмистым берегам реки.
Здесь сорок лет назад прошли большевики.
Из ночи императорской острожной.
Рабочих хижин, заводских казарм,
Путями контрабанды бездорожной,
Чтоб шпик не видел, не поймал жандарм,
Чтоб часовой не слал вдогонку пули,
А полисмен в порту не подстерег,
Готовые на риск, на столкновенье с бурей,
На черный мрак нехоженых дорог;
Готовые всю жизнь гореть в работе пылкой,
И пытку вынести, и не страшиться кар,
Не дрогнуть пред любой далекой ссылкой
И первым нанести в желанный миг удар;
И вновь решетку гнуть и рвать оковы.
Готовы счастье выстрадать свое
И, слыша волю партии, готовы
Ей жизнь отдать, чтоб укрепить ее,—
Пришли послы рабочих масс России,
От фабрик городских, из сельских дальних мест,
В огромный Лондон, в эти стены злые,
На партии великой Пятый съезд.
…Нет, это не игра воображенья, верьте!
Не память давних дел, не отклик старины.
То голос мощи, славы и бессмертья
Нам прозвучал, как гимн родной страны.
То ветер долетел до Лондона с востока,—
И ветром тем развернутый багрец
Есть знамя наших огненных сердец,
Частица пламени, свет родины далекой!
1948
Перевод П. Антокольского

88. ДА ЗДРАВСТВУЕТ СОЛНЦЕ!

Как торжествующе, светло и величаво
Сияющий венец над гордой головой
Народная молва зажгла, любовь и слава —
Бессмертия залог и вечный ключ живой!
Как отзываются одни другим навстречу
В единстве той любви все братские сердца,
Что каждое своей свободной славит речью,
О Русь великая, не твоего ль певца!
И стих его живой, как будто капли солнца,
То в песне заблестит, то вспыхнет на устах
Грузина, латыша, киргиза и эстонца;
Его, как будто свой, читает вслух казах.
От скал Карпатских гор до штолен и заводов,
От киевских дворцов до щедрых нив степных,
Как вдохновение для праздника народов,
Звучит он, пушкинский напевный светлый стих.
Он парусом бежит по синему Дунаю,

Рекомендуем почитать
Полное собрание стихотворений

В. Ф. Раевский (1795–1872) — один из видных зачинателей декабристской поэзии, стихи которого проникнуты духом непримиримой вражды к самодержавному деспотизму и крепостническому рабству. В стихах Раевского отчетливо отразились основные этапы его жизненного пути: участие в Отечественной войне 1812 г., разработка и пропаганда декабристских взглядов, тюремное заключение, ссылка. Лучшие стихотворения поэта интересны своим суровым гражданским лиризмом, своеобразной энергией и силой выражения, о чем в 1822 г.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.