Стихотворения и поэмы - [49]

Шрифт
Интервал

Раскинется над нами.
Забудут рабство и нужду
Народы и края, брат,
И будут люди жить в ладу,
Как дружная семья, брат!»
И, задыхаясь от погони
За песней новою своей,
Поднялся он в грозе и звоне
Кипучих мыслей и страстей.
Слова запели, затрубили
В сердца, в века, светлы, легки,
Взлетев, как птицы, в изобилье
Из-под сухой его руки.
Скорее настежь окна, двери!
И тьма и солнце за окном.
Навстречу небывалой эре
Выходит Бёрнс. Но где-то гром,
Но где-то молния полощет
И альбатрос зовет на бой.
И он на Эдинбурга площадь
Выходит, словно в век иной.
Идет, виденьем осиянный
Грядущих дней, — идет, спешит,
И шаг, как ямб, гудит, чеканный,
Квадратный меряя гранит.
Навстречу в хохоте, в гримасах,
Качая бантами, идет
Ватага чванниц толстомясых
В сопровождении господ!
Владельцы замков, бирж владыки,
Закона лживого столпы,
Ораторы придворной клики
И лицемерные попы,
Сановные душепродавцы,
Обманщики простых людей
И королевские лукавцы —
Поэты — плуты всех мастей,—
Они идут, сомкнувшись вместе,
Высокомерно выгнув грудь,
Тупым шлагбаумом бесчестья
Загородив свободный путь.
Но, поглядев на них сурово,
Он не отступит ни на миг,
Ни на одно живое слово,
Ни на один крылатый стих.
Пускай шипят, свистя, вздыхают,
Пусть проклинают всем гуртом,
Пускай смеются, пусть пугают
Тюрьмой, веревкою, крестом,—
Он, словно воин в час похода,
Лицом сверкая грозовым.
Поэт народа — сын народа,—
Идет, грозя врагам своим,
Не одиночкою бесплодным.
Протухшим где-то взаперти,—
Идет глашатаем народным,
Уверенным в своем пути.
Он так идет, как бы в бессмертье
Вступает, в бедности рожден.
Земля, где Бёрнс родился, верьте,
Опять родит таких, как он.
И, плоть от плоти, кровь от крови
Земли, народа своего,
Они в труде, борьбе и слове
Вновь служат помыслам его.
И Бернса вещие прозренья
Им вспомнились, когда вдали
Мир мракобесья, мир гниенья
Живые грозы потрясли.
«Когда у края небосвода
Блеснул невиданный восход,
Где древо первое свободы
Взрастил и выходил народ,—
Тогда поклялся злобный сброд,
Собранье всех пороков,
Что деревцо не доживет
До поздних, зрелых соков.
Немало гончих собралось
Со всех концов земли, брат…
Но злое дело сорвалось,
Жалели, что пошли, брат!»
Товарищ, Бёрнсовы слова
В простом народном обиходе
Живут доселе, как жива
Душа правдивая в народе,
Как песнь о торжестве побед,
О воплощенье снов пророчьих…
В кварталах Ланарка рабочих
И там в горах, где жил поэт,
Их не забыл шотландец, нет!
Перевод Н. Заболоцкого

11

ВСТРЕЧА В ШЕФФИЛДЕ

Не голубыми глыбами металла,
Не содроганьем огненных печей,
Не кранами, гремящими устало
По километрам ржавых галерей,
Не туш железных ровным поворотом
Там, где гигантский двигается вал,
Не молота стремительным полетом
На опухоль багровомясых скал,
Не молний распростертыми бичами,
Что вьются здесь, цепляясь за фарфор,—
О нет, вставая вновь перед глазами,
Не этим мой притягиваешь взор
Ты, серый Шеффилд, в сумраке туманов,
В зловонной тине, в угольной пыли.
Я не таких видал еще титанов
В степях донецкой радостной земли.
Нет, не машин запомнил я дыханье
И не британский стали образец,—
Иные о тебе воспоминанья,
Угрюмый Шеффилд, сгорбленный кузнец!
Водил хозяин по своим владеньям
Советских граждан из далеких стран,
Величественно топал по ступеням,
Задерживал, пускал прокатный стан.
Он говорил, что всё без исключенья
Принадлежит и служит здесь ему.
Но почему он, полон подозренья,
Следит за теми, кто снует в дыму?
Как мало их? Тех на обед послали
За пять минут до общего гудка.
Тех клерки в канцелярию загнали,
Тех старший мастер держит у станка,
И все-таки из рыжей мглы плавильной
И в сборочной из-за железных плит
Они выходят, строги и всесильны,
И встреча с ними всё же предстоит.
Знакомы лица, руки, очертанья,
Но взгляд не наш. Он сдержан и суров.
Стоят в чужом, в хозяйском дымном зданье
Рабочие Британских островов.
«Вы, господа, прошли бы в те ворота!» —
Спешит хозяин, очень уж спешит.
Вдруг чей-то смех, и меткая острота
Ему вдогонку весело летит.
И снова круг сомкнулся перед нами,
И снова он взволнованно притих,
Старик кузнец с лазурными глазами
Проходит меж товарищей своих.
Остановившись перед первым рядом,
Он расправляет седоватый ус
И медленно показывает взглядом
На глыбу стали между синих блуз.
Белел листок на этой гладкой стали,
Любовно вырезанный из газет.
Так вот зачем толпою люди встали,
Вникая взглядом в скромный тот портрет!
Снимают кепи, спины разгибают,
Еще тесней смыкаются в кольцо,
И долго и торжественно вникают
В задумчивое светлое лицо.
Как на душе тепло и ясно стало,
Когда в минутной этой тишине
Нас самым близким именем встречала
Толпа друзей, родная нам вполне!..
Пойми ж и ты привета смысл правдивый
И до конца достойным будь того,
Чем стал для мира наш народ счастливый,
Чем стал для мира светлый вождь его!..
Не сполохом мартенов разъяренных,
Не тяжким громом блюминговых глыб,
Не клятвами лжецов иноплеменных
Запомнить, Шеффилд, мы тебя могли б.
Толпу людей над глыбою стальною,
Портрет вождя — товарищей привет —
Мы вспоминаем. Да! Не вечно мглою,
Угрюмый Шеффилд, будешь ты одет.
Перевод Н. Заболоцкого

12

В ОДНОМ ИЗ ЛОНДОНСКИХ КВАРТАЛОВ

Когда пройдешь ряды туманных, монотонных
Проспектов, площадей и улиц полусонных,
Коттеджей черно-красные ряды,
Исполненных унынья и вражды,—
Ты к площади выходишь неширокой,

Рекомендуем почитать
Полное собрание стихотворений

В. Ф. Раевский (1795–1872) — один из видных зачинателей декабристской поэзии, стихи которого проникнуты духом непримиримой вражды к самодержавному деспотизму и крепостническому рабству. В стихах Раевского отчетливо отразились основные этапы его жизненного пути: участие в Отечественной войне 1812 г., разработка и пропаганда декабристских взглядов, тюремное заключение, ссылка. Лучшие стихотворения поэта интересны своим суровым гражданским лиризмом, своеобразной энергией и силой выражения, о чем в 1822 г.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.