Стихотворения и поэмы - [47]

Шрифт
Интервал

Торгаш запечатал двери —
            он хочет двойной цены.
Пусть даст он жилье бездомным,
            которые спят в соломе!
Крик бесприютных Томми,
Жалобу многих Томми
Нынче из этих окон мы прокричать должны.
И вот бедняки решили
            под вечер того же дня
Хоть силою поселиться
            в пустом и огромном доме.
«С нами вселяйся, Томми,
Но без домашних, Томми:
Будет скандал и ругань, драка и беготня».
Хозяин вернулся утром,
            он был на птенца похож,
Но сколько вместилось злобы
            в таком слабосильном гноме!
Стоя за дверью, Томми
Слушал, как крыли Томми:
«Это подрыв закона! Собственности грабеж!»
«Спокойно, держись, ребята!
            Бери и пиши плакат:
„Кто смеет людей бездомных
            в каком-то винить погроме?
Дайте жилище Томми,
Дайте работу Томми“,—
Вот что у власти просит Аткинс — старый солдат».
Дознались о том министры,
            сам мэр постучался в дверь,
Чуть свет заявились бобби
            и стали толпой на стреме.
«Хочешь квартирку, Томми?
Будет квартирка, Томми!
Но погулять не выйдешь ты из нее теперь».
«Задержанный полисменом,
            никто не проникнет в дом,
Никто вам не бросит хлеба
            в каком-нибудь грязном коме».
— «С голоду сдохнешь, Томми,
Если не станешь, Томми,
Преданным и послушным, тихим, как мышь, притом».
«Держитесь, ребята, знайте:
            чиновники в эти дни
Хотят проучить бездомных
            и нас обвинить в погроме.
Пояс потуже, Томми,
Голод — не тетка, Томми!»
Третий уж день без хлеба и без воды они.
На той стороне пугливо
            их жены три дня стоят.
Ты видишь их лица, Аткинс,
            в голодной своей истоме?
Там твоя Анни, Томми,
Хлеб принесла для Томми.
Крутятся полисмены, сердятся и молчат.
О чем она молит бобби?
            Во всем он откажет ей!
Она подошла к воротам.
            Но клобы [42] уж на подъеме.
Клоб опустился, Томми…
Бьют твою Анни, Томми!
Томми, щеколду вышиб, выбежал из дверей.
«Не бейте, не смейте!» Хряснул
            о голову Томми клоб.
Как выстрел, друзья метнулись
            в туманном дверном проеме:
«Все мы с тобою, Томми,
Вместе с тобою, Томми!»
Томми склонил на камни кровью залитый лоб.
Крик женщин пронесся глухо.
            Но тут из домов, с авто
Посыпалась куча бобби
            принять участье в разгроме.
Тащат в машину Томми,
Топчут бездомных Томми!
Смолкли они. Пощады здесь не просил никто.
Судья свой парик поправил
            и начал, хрипя, читать
Прекрасный закон британский,
            копаясь в огромном томе.
И получил наш Томми,
Вместе с друзьями Томми,
Комнатку за решеткой ярдов примерно в пять.
«Покурит, игрушку склеит,
            и черт его не возьмет!»
Задержанный не утопит
            ни в Темзе себя, ни в роме.
Формы солдатской Томми
Здесь не износит Томми,
Только жена, быть может, в вечной нужде умрет.
Так, страж вековых традиций,
            парламентский лейборист
Свою доказал способность
            наладить порядок в доме.
Что ему скажет Томми?
Кто будет слушать Томми?
Слушать министра нужно, он ведь — «социалист»
Перевод Н. Заболоцкого

8

В СТРАТФОРДЕ НА ЭЙВОНЕ

Сребрится стрельчатая травка газона,
День сумрачен, влажен и мглист.
Плющом помертвевшим обвита колонна.
Мерцает густой остролист.
Всё тихо. Лишь трепет беззвучного звона
Взбирается вверх, серебрист,
Да сыплются листья, желтея и тлея,
С янтарных платанов аллеи.
Нет, я не нарушу дремоты. Лишь тише
Пройду этим тесным двором
Туда, где степенно и сумрачно в нише
Он пишет крылатым пером,—
Слова, что не сказаны раньше, он пишет,
Слова, что не собраны в том.
Но как одиноко в неярком сиянье
Наивное то изваянье!
Ему, несчастливому сыну банкрота,
В итоге стольких передряг,
Актеру, тайком написавшему что-то
Для комедиантов-бродяг,—
Пожалуй, ему не к лицу позолота,
Не нужен совсем саркофаг.
Но славы его атрибут не утратит:
Перо и бумага — и хватит.
На сглаженном временем влажном пороге
Он вырезать сам попросил
Слова эпитафии, полной тревоги
За прах невельможных могил:
Стратфордский ремесленник, странник убогий,
Не слишком уверен он был,
Что кости поэта, бродяги, актера
Почиют в ограде притвора.
Немало он слышал проклятий бесстыжих,
Видал корчмарей и менял,
Встречал школяров и крикливых ярыжек
И рыночный смрад обонял,
И, черный, как дым на соломенных крышах,
Он по свету с голью гонял.
Он знал, ненавидя, ликуя, ревнуя,
И щедрость и подлость земную.
И, жадный до жизни и воображеньем
Достигший глубин естества,
Несытый, исполненный страсти и жженья,
На мир предъявлял он права,
И полчища слов выводил он в сраженья,
И шли и боролись слова.
Так вечную правду поэт-триумфатор
Принес на подмостки, в театр.
Как вечно в горах непогода клубится,
В трагедиях дышит гроза.
Стихия ревет и на части дробится,
И молния блещет в глаза.
Шалеет ревнивец, крадется убийца,
По страшному скату скользя.
Сверканьем оружья, огнем красноречья
Пылает борьба человечья.
Не алчным купцам, не дешевым лакеям
Ту мощь суждено воспринять,
И перед гигантским и светлым трофеем
Колени свои преклонять,
И труд, совершенный великим плебеем,
Умом благодарным обнять:
Титаном навеки скрепленные глыбы
Сердца раздавить им могли бы.
Где ж толпы, встающие буре навстречу,
Где рокот встревоженных зал
И в миг, когда смолкнут трагедии речи,

Рекомендуем почитать
Полное собрание стихотворений

В. Ф. Раевский (1795–1872) — один из видных зачинателей декабристской поэзии, стихи которого проникнуты духом непримиримой вражды к самодержавному деспотизму и крепостническому рабству. В стихах Раевского отчетливо отразились основные этапы его жизненного пути: участие в Отечественной войне 1812 г., разработка и пропаганда декабристских взглядов, тюремное заключение, ссылка. Лучшие стихотворения поэта интересны своим суровым гражданским лиризмом, своеобразной энергией и силой выражения, о чем в 1822 г.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.