Стихотворения, 1884 г. - [4]

Они на часть себе берут

Святые тернии и слезы.

Отрада их в житейской мгле

Одна – сочувствовать глубоко

Всему, что чисто и высоко,

Что светит богом на земле.

Удел их высших наслаждений

Не в блеске злата и сребра,

Но посреди благотворении,

В священных подвигах добра!

Так, перейдя сей дольней жизни

Добром запечатленный путь,

Она взлетела – отдохнуть

В своей божественной отчизне.

Тяжелый опыт превозмочь

Судьба при жизни ей судила, –

Она давно невесту-дочь

В тот мир нетленный отпустила.

И, переждав разлуки срок,

Спеша к родимой на свиданье,

Она другую на прощанье

Земле оставила в залог,

Чтоб там и здесь свой образ видеть

И, утешая лик небес,

Земли печальной не обидеть,

Где светлый быт ее исчез!

11 декабря 1842

Монастыркам При выпуске 1842

Вот он, муз приют любимый,

Храм наук, обитель дев,

Оком царственным хранимый

Вертоград страны родимой,

Счастья пламенный посев,

Юных прелестей рассадник,

Блага чистого родник,

Неземных даров тайник,

Гроздий полный виноградник,

Небом дышащий цветник!

Это – мир, где жизнью вешней

Веет, дышит круглый год;

Это – мир, но мир не здешний,

В нем гроза цветов не рвет,

Вихрь не зыблет сей теплицы,

Терн не входит в сей венец, –

Чисты белые страницы

Этих бархатных сердец.

Здесь тлетворное страданье

Не тревожит райских снов,

Здесь одно лишь – обожанье,

Тайнам неба подражанье.

………….

Срок придет, и под крылами

Разлучительных минут

Пред несметными очами

Многоцветными лучами

Девы белые блеснут;

Группой радужно летучей

Промелькнут, волшебный клир

Морем трепетных созвучий

Обольет прощальный пир;

И из райского чертога

Разлетится племя роз,

Оставляя у порога

В благодарность перлы слез.

Так, до дня миросозданья,

В слитный сплавлено венец,

Рдело божие сиянье,

Но едва изрек творец,

И творения убранство,

Звезды, перлы естества,

Вспыхнув, брызнули в пространство

С диадемы божества;

И, простясь одна с другою

И облекшись в благодать,

Стали розно над землею

Миру темному сиять;

И во мгле земного быта

Есть для каждого одна, –

Тайна жизни в ней сокрыта

И судьба заключена.

Так, но грозный миг разлуки, –

Чуя славу впереди,

Сжаты огненные звуки

В поэтической груди;

Зреют, спеют молодые,

Долго на сердце лежат –

Срок наступит, и родные

Крупным хором задрожат,

Хлынут звонкою слезою,

И, рассыпаны певцом,

Эти звуки под грозою

В мир уходят за венцом!

Срок настал: из врат науки,

Из священной глубины

Излетайте, божьи звуки,

Звезды русской стороны!

Свет проникнут ожиданьем, –

Взвейтесь, дивные, в эфир

И негаснущим сияньем

Очаруйте бедный мир!

1842

После чтения А. П. Гартонг

Когда в ее очах небесных пламень блещет

И полный, звонкий стих в устах ее трепещет,

То бурно катится, сверкает и звучит,

То млеет, нежится, струится и журчит, –

Я жадно слушаю страстей язык могучий

И таю под огнем пронзительных созвучий;

Всё глубже ноет грудь, и сердцу горячей,

И просится слеза из каменных очей.

Конец 1830-х- начало 1840-х годов

Порыв

Нет, милые друзья, – пред этой девой стройной

Смущаем не был я мечтою беспокойной,

Когда – то в очи ей застенчиво взирал,

То дерзостный мой взор на грудь ее склонял,

Любуясь красотой сей выси благодатной,

Прозрачной, трепетной, двухолмной, двураскатной.

Роскошный этот вид и гордость на челе

Являли мне тогда богиню на земле.

Я вас не понимал, – мне чужд был и несроден

Ваш чувственный восторг. От дум земных свободен,

Я чувство новое в груди своей питал:

Поклонник чистых муз – желаньем не сгорал

Удава кольцами вкруг милой обвиваться,

Когтями ястреба в пух лебедя впиваться –

Нет! – Жрец изящного – я мыслил: в этот миг

К чему мне звуков дар, гремучий мой язык?

О, если бы теперь, сим видом упоенный,

Я был сын древности, ваятель вдохновенный!

Блеснул бы в этот миг мне Фидия венец,

Луч яркий божества во грудь мою проникнул,

«Вот перси дивные! – тогда бы я воскликнул. –

Подайте мрамор мне! Подайте мне резец!»

И с мраморной скалы я б грубый череп скинул,

И перси из нее божественные вынул,

И жизнью облил их. Казалось бы, оне,

Сокрыв огонь страстей в бездонной глубине,

На миг оцепенев под искусом желанья,

Наполнились волной мятежного дыханья,

И, бурный вздох в себе стараясь удержать,

Готовы – закипеть, хотят – затрепетать;

И всё, что в них влекло б к земному обольщенью,

Слегка полузакрыв кудрей волнистых тенью,

Богини чистый лик я вывел бы светло

И думу строгую ей бросил на чело,

Лоб смертный, подходя, вдруг вспыхивал, как пламень,

И, дерзкий, мнил обнять богоподобный камень.

Но, взоры возведя на светоносный лик,

Мгновенно б головой преступною поник,

Молитву произнес в ограду от волнений

И, бледный, преклонил дрожащие колени.

1845

Она была добра

Забуду ли ее? – Она вилась, как змейка,

Сверкая искрами язвительных очей,

А всё ж была добра мне милая злодейка,

И за свою любовь я благодарен ей.

Мою докучливость она переносила,

Мое присутствие терпела; даже грусть,

Грусть вечную мою, глубокую – щадила,

Страдать позволила и говорила: «Пусть!

Пускай он мучится! Страдание полезно.

Пусть любит он меня, хоть любит нелюбезно!

Пускай надеется! Зачем ему мешать

И вдохновляться мной, и рифмы совершать?

Для песен пламенных ему я буду темой,

И он потешит нас гремучею поэмой!»

Я пел, – и между тем как с легкого пера

Катился бурный стих, мучительный и сладкой,

Она, лукавая, смеялась… но украдкой –

Итак, – не правда ли? – она была добра?