«Кто там?» – «Женщина-с». – «Какая?»
– «Так – бабенка – ничего».
– «Что ей нужно? Молодая?»
– «Нет, уж так себе – того».
«Ну, впусти!» – Вошла, и села,
И беседу повела,
И неробко так глядела,
Словно званая была;
Словно старая знакомка,
Не сочтясь со мной в чинах,
Начала пускаться громко
В рассужденья о делах.
Речь вела она разумно
Про движенье и застой,
Только слишком вольнодумно…
«Э, голубушка, постой!
Понимаю». После стала
Порицать весь белый свет;
На судьбу свою роптала,
Что нигде ей ходу нет;
Говорила, что приюта
Нет ей в мире, нет житья,
Что везде гонима люто…
«А! – так вот что!» – думал я.
Вот сейчас же, верно, взбросит
Взор молящий к небесам
Да на бедность и попросит:
Откажу. Я беден сам.
Только – нет! Потом так твердо
На меня направя взор,
Посетительница гордо
Продолжала разговор.
Кто б такая?.. Не из граций,
И – конечно – не из муз!
Никаких рекомендаций!
Очень странно, признаюсь.
Хоть одета не по моде,
Но – пристойно, скважин нет,
Всё заветное в природе
Платьем взято под секрет.
Кто б такая? – Напоследок
(Кто ей дал на то права?)
Начала мне так и эдак
Сыпать резкие слова,
Хлещет бранью преобидной,
Словно градом с высоты:
Ты – такой, сякой, бесстыдный! –
И давай со мной на ты.
«Ну, беда мне: нажил гостью!»
Я уж смолк, глаза склоня, –
Ни гугу! – А та со злостью
Так и лезет на меня.
«Нет сомнения нисколько, –
Я размыслил, – как тут быть?
Сумасшедшая – и только!
Как мне бабу с рук-то сбыть?
Как спровадить? – Тут извольте
Дипломатику подвесть!»
Вот и начал я: «Позвольте…
То есть… с кем имею честь?..
Кто вы? Есть у вас родные?»
А она: «Мне бог – родня.
Правда – имя мне; иные
Кличут истиной меня».
«Вы себя принарядили, –
Не узнал вас оттого;
Прежде, кажется, ходили
Просто так – безо всего».
«Да, бывало мне привычно
Появляться в наготе,
Да сказали – неприлично!
Времена пошли не те.
Приоделась. Спорить с веком
Не хочу, а всё же – нет –
Не сошлась я с человеком,
Всё меня не любит свет.
Прежде многих гнула круто
При Великом я Петре,
И порою в виде шута
Появлялась при дворе.
Царь мою прощал мне дикость
И доволен был вполне.
Чем сильнее в ком великость,
Тем сильней любовь ко мне.
Говорю, бывало, грубо
И со злостью натощак, –
Многим было и не любо,
А терпели кое-как.
Ведь и нынче без уклонок
Правдолюбья полон царь,
Да уж свет стал больно тонок
И хитер – не то что встарь.
Уж к иным теперь и с лаской
Подойдешь – кричат: «Назад!»
Что тут делать? – Раз под маской
Забралась я в маскарад, –
И, под важностью пустою
Видя темные дела,
К господину со звездою
Там я с книксом подошла.
Он зевал, а тут от скуки
Обратился вмиг ко мне,
И дрожит, и жмет мне руки;
«Ah! Beau masque! Je te connais».
«Ты узнал меня, – я рада.
С откровенностью прямой
В пестрой свалке маскарада
Потолкуем, милый мой!
Правда – я. Со мной ты знался,
Обо мне ты хлопотал,
Как туда-сюда метался
Да бессилен был и мал.
А теперь, как вздул ты перья,
Что раскормленный петух,
Стал ты чужд ко мне доверья
И к моим намекам глух.
Обо мне где слово к речи,
Там ты мастер – ух какой –
Пожимать картинно плечи
Да помахивать рукой.
Здравствуй! Вот мы где столкнулись!
Тут я шепотом, тайком
Начала лишь… Отвернулись –
И пошли бочком, бочком.
Я к другому. То был тучный,
Ловкий, бойкий на язык
И весьма благополучный
Полновесный откупщик,
С виду добрый, круглолицый…
Хвать я под руку его
Да насчет винца с водицей…
Он смеется… «Ничего, –
Говорит, – такого рода
Это дельце… не могу…
Я-де нравственность народа
Этой штучкой берегу.
Я люблю мою отчизну, –
Говорит, – люблю я Русь;
Видя сплошь дороговизну,
Всё о бедных я пекусь.
Там сиротку, там вдовицу
Утешаю. Вот – вдвоем
Хочешь ехать за границу?
Едем! – Славно поживем».
«Бог с тобою! – говорю я. –
У меня в уме не то.
За границу не хочу я,
И тебе туда на что?
Ведь и здесь тебе знакома
Роскошь всех земных столиц.
За границу! – Ведь и дома
Ты выходишь из границ.
У тебя за чудом чудо,
Дом твой золотом горит».
– «Ну так что ж? А ты откуда
Здесь явилась?» – говорит,
«Да сейчас из кабака я,
Где ты много плутней ввел».
– «Тьфу! Несносная какая!
Убирайся ж» – И пошел.
К звездоносцу-то лихому
Подошел и стал с ним в ряд.
Я потом к тому, к другому –
Нет, – и слушать не хотят:
Мы-де знаем эти сказки!
Подошла бы к одному,
Да кругом толпятся маски,
Нет и доступа к нему;
Те лишь прочь, уж те подскочут,
Те и те его хотят,
Рвут его, визжат, хохочут.
«Милый! Милый!» – говорят,
Это – нежный, легкокрылый
Друг веселья, скуки бич,
Был сын Курочкина милый,
Вечно милый Петр Ильич,
Между тем гроза висела
В черной туче надо мной, –
Те, кому я надоела,
Объяснились меж собой:
Так и так. Пошла огласка!
«Здесь, с другими зауряд,
Неприличная есть маска –
Надо вывесть, – говорят. –
Как змея с опасным жалом,
Здесь та маска с языком.
Надо вывесть со скандалом,
Сиречь – с полным торжеством,
Ишь, себя средь маскарада
Правдой дерзкая зовет!
Разыскать, разведать надо,
Где и как она живет».
Но по счастью, кров и пища
Мне менялись в день из дня,
Постоянного ж жилища
Не имелось у меня –
Не нашли. И рады были,
Что исчез мой в мире след,
И в газетах объявили:
«Успокойтесь! Правды нет;
Где-то без вести пропала,
Страхом быв поражена,
Так как прежде проживала
Всё без паспорта она
И при наглом самозванстве
Замечалась кое в чем,
Как-то: в пьянстве, и буянстве,
И шатании ночном.
Ныне – всё благополучно»,
