Стихоритмия - [13]

— Чегой-то вы тут делаете, соседи? Доброе утречко всем!

— Да вот, тёть Нюр, конуру значит, строим! — ответил Витька, показывая молотком на домик из новеньких досок.

— Конуру? Эт что ж, для Чайки что ли?

— Для Чайки — ответил довольный дед Иван.

Чайка рядом крутится, хвостом машет, словно понимает чего. Язык высунула и то и дело облизывается.

— Конура ладная у вас получается! Хоть сам в ней живи! — сказала баба Нюра, прислонив ладонь к щеке.

— Фирма веников не вяжет, тёть Нюр! — ответил Витька.

— Ну, Бог вам в помощь!

Долго они, до самого обеда ещё стучали молотком, да что-то обсуждали. В итоге не конура прям, а дворец получился. Дед довольный до самого вечера ходил, даже телевизор пошёл со всеми смотреть. А когда расходились от Кулачихи, то даже шутил слегка. Таким деда Ивана давно уже никто не видел.

Через день, другой пришёл дед Иван к Нюрке. Бледный весь, лица на нём нет и глаза печальные. Бабка сразу поняла, что горе какое случилось. Смотрит на него и говорит:

— Ты что это Иван?

Дед смотрит на неё и молчит, а в руках рубашку держит.

— Нюрка, погладь рубаху мне.

— Ты чи в город собрался?

— Собрался. А рубаха вон, не глажена.

— А зачем тебе в город-то?

— Да собачка моя совсем заболела. Не ест ничего, не пьёт. Сидит в углу и скулит — сказал дед и чуть слезой не подавился.

— От горе — ответила Нюрка и закачала головой.

— Ну так погладишь рубаху?

— Поглажу Иван, поглажу. А что ты в городе хочешь? Аль с собой Чайку возьмёшь?

— Да куда мне с ней? Она ведь даже не ходит, а на руках я её не унесу. Думаю ветеринара сюда привезти.

— Ой, горе какое, Иван! Ой, горе… — сказала Нюрка, и побежала утюг греть.

Дед сел на крыльце, глаза в землю опустил, гладит руки и плачет как ребёнок. Бабка рубашку гладит, и сама слёз сдержать не может. Да только не собаку ей жалко, а деда. Какой ветеринар в хутор поедет? Да и собака дворовая. Была б породистая какая, а то обычная псина.

— Держи дед рубашку-то.

— Спасибо Нюрка.

— Езжай с Богом — ответила бабка и что-то еле слышно прошептала деду в след.

Уехал дед рано утром и нет его ни в обед, ни после. Нюрка вся прям исходилась. Пошла к нему в хату, а там и нет никого кроме Чайки. Подошла она к собаке, а та на неё внимания не обращает. Лежит в фуфайке дедовой, и ухом не ведёт. Потрогала рукой собаку, а та уже и не дышит. Издохла бедная. Лежит калачиком, как холодно ей было, и мордочку под лапы спрятала.

— Ой, горе, горе Ивану — заохала бабка, и вон из хаты.

Вышла за двор, а он и дед ковыляет. Нюрка смотрит на него, и сказать боится.

— Ты чего это, Нюрка?

— Да тебя выглядываю. Не приедет ветеринар?

Дед помолчал секунду и отвечает:

— Нет. Говорит, к ним везти надо. По домам они не ездят. Вон, лекарствов полный пакет надавал, говорит поможет.

Бабка смотрит на деда, и боль её душевная всё сильнее растёт.

— Ну, иди уже в хату, отдохни.

— Хорошо, Нюрка. Сейчас будем собачку лечить, а уж потом на отдых.

Зашёл дед в хату и, не разуваясь сразу к Чайке. Потрогал ей нос, погладил живот, и не верит в то, что издохла собачка. Пододвинул ей мисочку с молоком, поднял мордочку и говорит ей: «Чайка, Чайка», а та и глаза не открывает. Лёг прям там дед, и плачет. Вот и не стало у деда его единственной радости. Остался он один совсем.

Похоронил Иван Чайку у себя во дворе, рядом с новой конурой. Даже на дощечке кличку её написал.

6

Вечером весь хутор знал про собачонку. Никто не хотел давить Ивану на больное, поэтому даже не пытались с ним заговорить. Хмурый ходил Иван всю неделю, а потом и вовсе пропал. Не днём его не видно, не ночью. Решили заглянуть к нему соседи. Пошли Клавка с Нюркой. Застали они деда в кровати. Лежит, пот с него градом льётся, дышит тяжело, и глаза мутные как в молоке.

— Иван, что с тобой такое?

— Да захворал я бабаньки, что-то прям совсем не хорошо.

Бабки смотрят на него, и видят что дело совсем плохо. Дед-то уже немолодой, а болезнь его, видать, сильно подкосила. Войну всю прошёл, семью похоронил, а тут собачонка какая-то из колеи выбила. Стали всем хутором деда лечить. От скорой отказывается, говорит, что ни за что в город в больницу не поедет. Помирать так уж лучше здесь, в хуторе.

Помер дед ровно через неделю после Чайки. Было ему уже за восемьдесят. Долгую жизнь прожил, да только не совсем счастливую. И сообщить о смерти старика некому, о родственниках он никогда не говорил, а знакомые все его в курсе смерти, потому что кроме хуторян и не было у деда знакомых. Витька в тот же день гроб сколотил деду скромный, и могилу выкопал на кладбище. Батюшку из церкви не стали звать, Клавка его так, по молитвеннику отпела. А врача звать из города всё же пришлось, чтобы смерть зафиксировать. В тот же день стали в хате его вещи растаскивать. Зашли, и кто что себе брать стал. Бабы за посуду ругаться начали, а Витька сразу за ордена кинулся. Нервно стал скручивать, что аж чуть ли не с кителем вырвал. Увидела это баба Нюра, и сразу всё поняла.

— Ах ты ж сукин сын! — завопила бабка — вон оно что!

— Что с тобой, Нюрка? — недоумевали бабы.

— Да что, что?! Витька ваш, сукин сын, деда убил!

— Да как же убил, Нюрка! Что ты несёшь!? Ты же сама видела, что дед от хандры помер! — возразила Валька.