Стихи - [12]

великой войны ветераны

и он, призывник молодой.

Поэтому, хоть небогато —

нам не с чего тут пировать, —

мы, словно бы младшего брата,

решили его провожать.

Решили хоть чуть, да отметить,

хоть что, но поставить ему.

А что мы там пили в буфете,

сейчас вспоминать ни к чему.

Но можно ли, коль без притворства,

а как это есть говорить,

каким-нибудь клюквенным морсом

солдатскую дружбу скрепить?

1957

Зимняя ночь

Татьяне

Не надо роскошных нарядов,

в каких щеголять на балах, —

пусть зимний снежок Ленинграда

тебя одевает впотьмах.

Я радуюсь вовсе недаром

усталой улыбке твоей,

когда по ночным тротуарам

идем мы из поздних гостей.

И, падая с темного неба,

в тишайших державных ночах

кристальные звездочки снега

блестят у тебя на плечах.

Я ночью спокойней и строже,

и радостно мне потому,

что ты в этих блестках похожа

на русскую зúму-зимý.

Как будто по стежке-дорожке,

идем по проспекту домой.

Тебе бы еще бы сапожки

да белый платок пуховой.

Я, словно родную науку,

себе осторожно твержу,

что я твою белую руку

покорно и властно держу…

Когда открываются рынки,

у запертых на ночь дверей

с тебя я снимаю снежинки,

как Пушкин снимал соболей.

1958

Первая получка

Как золотящаяся тучка,

какую сроду не поймать,

мне утром первая получка

сегодня вспомнилась опять.

Опять настойчиво и плавно

стучат машины за стеной,

а я, фабзавучник недавний,

стою у кассы заводской.

И мне из тесного оконца

за честный и нелегкий труд

еще те первые червонцы

с улыбкой дружеской дают.

Мне это вроде бы обычно,

и я, поставя росчерк свой,

с лицом, насильно безразличным,

ликуя, их несу домой.

С тех пор не раз — уж так случилось,

тут вроде нечего скрывать —

мне в разных кассах приходилось

за песни деньги получать.

Я их писал не то чтоб кровью,

но все же времени черты

изображал без суесловья

и без дешевой суеты.

Так почему же нету снова

в день гонорара моего

не только счастья заводского,

но и достоинства того?

Как будто занят пустяками

средь дел суровых и больших,

и вроде стыдно жить стихами,

и жить уже нельзя без них.

1958

Спичечный коробок

По старинной привычке,

безобидной притом,

обязательно спички

есть в кармане моем.

Заявленье такое

не в урок, не в упрек,

но всегда под рукою —

вот он тут — коробок.

И могу я при этом,

как положено быть,

закурить сигарету

иль кому посветить.

Тут читателю в пору —

я на это не зол —

усмехнуться с укором:

«Тоже тему нашел».

Ни к чему уверенья:

лучше вместе, вдвоем

мы по стихотворенью

осторожно пойдем.

То быстрее, то тише

подвигаясь вперед,

прямо к фабрике спичек

нас оно приведет.

Солнце греет несильно

по утрам в октябре.

Острый привкус осины

на фабричном дворе.

Вся из дерева тоже,

из сосны привозной,

эта фабричка схожа

со шкатулкой резной.

И похоже, что кто-то,

теша сердце свое,

чистотой и работой

всю наполнил ее.

Тут все собрано, сжато,

все стоит в двух шагах,

мелкий стук автоматов

в невысоких цехах.

Шебаршит деловито

в коробках мелкота —

словно шла через сито

вся продукция та.

Озираясь привычно,

я стою в стороне.

Этот климат фабричный

дорог издавна мне.

Тот же воздух полезный,

тот же пристальный труд,

только вместо железа

режут дерево тут.

И большими руками

всю работу ведет

у котлов, за станками

тот же самый народ.

Не поденная масса,

не отходник, не гость —

цех рабочего класса,

пролетарская кость.

Непоспешным движеньем

где-нибудь на ветру

я с двойным уваженьем

в пальцы спичку беру.

Повернувшись спиною,

огонек как могу

прикрываю рукою

и второй — берегу,

Ощущая потребность,

чтобы он на дворе

догорал не колеблясь,

как в живом фонаре.

1958

Столовая на окраине

Люблю рабочие столовки,

весь их бесхитростный уют,

где руки сильные неловко

из пиджака или спецовки

рубли и трешки достают.

Люблю войти вечерним часом

в мирок, набитый жизнью, тот,

где у окна стеклянной кассы

теснится правильный народ.

Здесь стены вовсе не богаты,

на них ни фресок, ни ковров —

лишь розы плоские в квадратах

полуискусных маляров.

Несут в тарелках борщ горячий,

лапша колышется, как зной,

и пляшут гривеннички сдачи

перед буфетчицей одной.

Тут, взяв что надо из окошка,

отнюдь не кушают — едят,

и гнутся слабенькие ложки

в руках окраинных девчат…

Здесь, обратя друг к дружке лица,

нехитрый пробуя салат,

из магазина продавщицы

в халатах синеньких сидят.

Сюда войдет походкой спорой,

самим собой гордясь в душе,

в таком костюмчике, который

под стать любому атташе,

В унтах, подвернутых как надо,

с румянцем крупным про запас,

рабочий парень из бригады,

что всюду славится сейчас.

Сюда торопятся подростки,

от нетерпенья трепеща,

здесь пахнет хлебом и известкой,

здесь дух металла и борща.

Здесь все открыто и понятно,

здесь все отмечено трудом,

мне все близки и все приятны,

и я не лишний за столом.

1958

Первая смена

Каждый день неизменно

мимо наших ворот

утром первая смена

на работу идет.

По всему тротуару

и по всей мостовой…

Тут и юный и старый,

добродушный и злой.

Здесь отыщет психолог

и таких и сяких,

только больше веселых,

большинство — молодых.

Нам тоска не годится,

скукота не про нас…

Я люблю эти лица

в раннеутренний час.

Деловито шагая,

всем врагам на беду,

пареньки истребляют

пирожки на ходу.

(Их девчонка с усмешкой —

ей усмешка идет —

прямо с белой тележки

на углу продает.)

Не смолкает — куда там! —

молодой разговор.

В этой смене девчата

хороши, на подбор.

Не ленивые дуры,

не из жалких франтих:

маляры, штукатуры —