Стихи - [10]

Шрифт
Интервал

 ...................................................

 ...................................................

 МОРЕ

 Море, ты - Люцифер

 лазоревых высот,

 за желанье стать светом

 свергнутый небосвод.

 На вечное движенье

 бедный раб осужден,

 а когда-то, о море,

 стыл спокойно твой сон.

 Но от горьких уныний

 тебя любовь спасла,

 ты жизнь дало богине,

 и глубь твоя поныне

 девственна и светла.

 Страстны твои печали,

 море сладостных всхлипов,

 но ты полно не звезд,

 а цветущих полипов.

 Боль твою перенес

 сатана-великан,

 по тебе шел Христос,

 утешал тебя Пан.

 Свет Венеры для нас

 гармония вселенной.

 Молчи, Екклезиаст!

 Венера - сокровенный

 свет души...

 ...Человек -

 падший ангел. Прощай,

 о земля: ты - навек

 потерянный рай!

 К ЛАВРУ

 На край небосклона, туманный и скорбный,

 шла ночь, набухая звездами и тенью.

 А я, бородатый волшебник преданий,

 я слушал наречья камней и растений.

 Я понял признания - тайну печали

 плющей, кипарисов и жгучей крапивы,

 узнал сновиденья из повести нарда,

 пел светлые гимны средь лилий счастливых.

 И в древнем лесу, исходя чернотою,

 открыли мне душу глухие глубины:

 сосняк, от звучаний и запахов пьяный,

 согбенные знаньем седые маслины,

 и мох, оснеженный ночною фиалкой,

 и высохший тополь - приют муравьиный.

 И все говорило так сладостно сердцу,

 дрожа в паутине, звенящей блаженно,

 ведь ею вода облекает дремоту,

 как некоей тканью гармоний вселенной.

 И бредили пеньем тяжелые розы,

 и ткали дубы мне сказания древних,

 и сдержанной скорби высоких платанов

 шептал можжевельник о страхах деревни.

 Так я постигаю волнение леса:

 поэму листвы и поэму планеты.

 Но, кедры, скажите: когда ж мое сердце

 утихнет в объятьях бессмертного света?!

 Я знаю любовь твою - лиру, о роза:

 ведь струны я создал былым своим счастьем.

 Скажи мне, в какой же затон его кинуть,

 как люди бросают постылые страсти?!

 Я знаю напевы твои, кипарис:

 я брат твой по мраку, твой брат по мученьям.

 Ведь в недрах у нас так глубоко гнездятся -

 в тебе - соловьи, а во мне - сожаленья!

 Я знаю твое чародейство, маслина:

 ты кровь из земли добываешь для мира.

 А я добываю биением сердца

 из мыслей и снов

 благодатное миро!

 Вы все превзошли меня вашею песней,

 лишь я неуверенно пел перед вами.

 О, если бы вы наконец погасили

 палящий мне грудь

 целомудренный пламень!

 Божественный лавр с недоступной душою,

 немое навек,

 благородное диво!

 Пролей же в мой слух неземное сказанье,

 глубокую мудрость, свой разум правдивый!

 Волшебник оркестров и мастер лобзаний,

 в расцвете молчанья, в обличий строгом

 возникший из розовой прелести Дафны

 и мощного сока влюбленного бога!

 Верховный служитель старинного знанья!

 Не внемлющий жалобам, важный молчальник!

 Со мной говорят все лесные собратья,

 лишь ты не хотел моих песен печальных!

 Быть может, о мастер гармоний, ты знаешь

 бесплодную участь - стенанье поэта?

 И листья твои под влиянием лунным

 не верят обманам весеннего света?..

 Но вкрадчивой нежностью мрака оделась,

 как черной росою, дорога страданий

 с высот балдахина к подножию ночи,

 а ночь тяжело набухала звездами.

 ОСЕННИЙ РИТМ

 Горька позолота пейзажа.

 А сердце слушает жадно.

 И сетовал ветер,

 окутанный влажной печалью:

 - Я плоть поблекших созвездий

 и кровь бесконечных далей.

 Я краски воспламеняю

 в дремотных глубинах,

 я взглядами весь изранен

 ангелов и серафимов.

 Тоскою и вздохами полнясь,

 бурлит во мне кровь и клокочет,

 мечтая дождаться триумфа

 любви бессмертно-полночной.

 Я в сгустках сердечной скорби,

 меня привечают дети,

 над сказками о королевах

 парю хрусталями света,

 качаюсь вечным кадилом

 плененных песен,

 заплывших в лазурные сети

 прозрачного метра.

 В моем растворились сердце

 душа и тело господни,

 и я притворяюсь печалью,

 сумеречной и холодной,

 иль лесом, бескрайним и дальним.

 Веду я снов каравеллы

 в таинственный сумрак ночи,

 не зная, где моя гавань

 и что мне судьба пророчит.

 Звенели слова ветровые

 нежнее ирисов вешних,

 и сердце мое защемило

 от этой тоски нездешней.

 На бурой степной тропинке

 в бреду бормотали черви:

 - Мы роем земные недра

 под грузом тоски вечерней.

 О том, как трещат цикады

 и маки цветут - мы знаем,

 и сами в укромном логе

 на арфе без струн играем.

 О, как идеал наш прост,

 но он не доходит до звезд!

 А нам бы - мел собирать,

 и щелкать в лесах, как птицы,

 и грудью кормить детей,

 гулять по росе в медунице!

 Как счастливы мотыльки

 и все, что луной одеты,

 кто вяжет колосья в снопы,

 а розы - в букеты.

 И счастлив тот, кто, живя

 в раю, не боится смерти,

 и счастлив влюбленный в даль

 крылато-свободный ветер.

 И счастлив достигший славы,

 не знавший жалости близких,

 кому улыбнулся кротко

 наш братец Франциск Ассизский.

 Жалкая участь -

 не понять никогда,

 о чем толкуют

 тополя у пруда.

 Но им дорожная пыль

 ответила в дымке вечерней:

 - Взыскала вас щедро судьба,

 вы знаете, что вы черви,

 известны вам от рожденья

 предметов и форм движенье.

 Я ж облачком за странником

 в лучах играю, белая,

 мне бы в тепле понежиться,

 да падаю на землю я.

 В ответ на жалобы эти

 деревья сказали устало:

 - А нам в лазури прозрачной

 парить с малолетства мечталось.

 Хотелось летать орлами,

 но мы разбиты грозою!

 - Завидовать нам не стоит! -


Еще от автора Федерико Гарсиа Лорка
Испанские поэты XX века

Испанские поэты XX века:• Хуан Рамон Хименес,• Антонио Мачадо,• Федерико Гарсиа Лорка,• Рафаэль Альберти,• Мигель Эрнандес.Перевод с испанского.Составление, вступительная статья и примечания И. Тертерян и Л. Осповата.Примечания к иллюстрациям К. Панас.* * *Настоящий том вместе с томами «Западноевропейская поэзия XХ века»; «Поэзия социалистических стран Европы»; «И. Бехер»; «Б. Брехт»; «Э. Верхарн. М. Метерлинк» образует в «Библиотеке всемирной литературы» единую антологию зарубежной европейской поэзии XX века.


Чудесная башмачница

«Я написал „Чудесную башмачницу“ в 1926 г… – рассказывал Федерико Гарсиа Лорка в одно из интервью. – …Тревожные письма, которые я получал из Парижа от моих друзей, ведущих прекрасную и горькую борьбу с абстрактным искусством, побудили меня в качестве реакции сочинить эту почти вульгарную в своей непосредственной реальности сказку, которую должна пронизывать невидимая струйка поэзии». В том же интервью он охарактеризовал свою пьесу как «простой фарс в строго традиционном стиле, рисующий женский нрав, нрав всех женщин, и в то же время это написанная в мягких тонах притча о человеческой душе».


Дом Бернарды Альбы

Как рассказывают родственники поэта, сюжет этой пьесы навеян воспоминаниями детства: дом женщины, послужившей прототипом Бернарды Альбы, стоял по соседству с домом родителей Гарсиа Лорки в селении Аскероса, и события, происходящие в пьесе, имели место в действительности. Драма о судьбе женщин в испанских селеньях была закончена в июне 1936 г.


Стихи (2)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Марьяна Пинеда

Мариана (Марьяна) Пинеда – реальная историческая фигура, героиня освободительной борьбы, возродившейся в Испании под конец так называемого «черного десятилетия», которое наступило за подавлением революции 1820–1823 гг. Проживая в Гранаде, она помогла бежать из тюрьмы своему двоюродному брату Федерико Альваресу де Сотомайор, приговоренному к смертной казни, и по поручению деятелей, готовивших восстание против правительства Фердинанда VII, вышила знамя с девизов «Закон, Свобода, Равенство». Немногочисленные повстанцы, выступившие на юге Испании, были разгромлены, а революционный эмигранты не сумели вовремя прийти им на помощь.


Донья Росита, девица, или Язык цветов

Пьеса впервые поставлена труппой Маргариты Ксиргу в декабре 1935 года в Барселоне. По свидетельству брата Гарсиа Лорки, Франсиско, поэт заявлял: «Если зритель „Доньи Роситы“ не будет знать, плакать ему или смеяться, я восприму это как большой успех».