Стихи - [12]

 и ветер в саду лимонном.

 Дауро, Хениль, часовенки

 мертвые над затоном.

 Ах, любовь.

 ты прошла, словно ветер!

 Но разве уносят реки

 огни болотные горя?

 Ах, любовь,

 ты исчезла навеки!

 Они апельсины и мирты

 несут в андалузское море.

 Ах, любовь,

 ты прошла, словно ветер!

 ПОЭМА О ЦЫГАНСКОЙ СИГИРИЙЕ

 ПЕЙЗАЖ

 Масличная равнина

 распахивает веер,

 запахивает веер.

 Над порослью масличной

 склонилось небо низко,

 и льются темным ливнем

 холодные светила.

 На берегу канала

 дрожат тростник и сумрак,

 а третий - серый ветер.

 Полным-полны маслины

 тоскливых птичьих криков.

 О, бедных пленниц стая!

 Играет тьма ночная

 их длинными хвостами.

 ГИТАРА

 Начинается

 плач гитары.

 Разбивается

 чаша утра.

 Начинается

 плач гитары.

 О, не жди от нее

 молчанья,

 не проси у нее

 молчанья!

 Неустанно

 гитара плачет,

 как вода по каналам - плачет,

 как ветра над снегами - плачет,

 не моли ее о молчанье!

 Так плачет закат о рассвете,

 так плачет стрела без цели,

 так песок раскаленный плачет

 о прохладной красе камелий.

 Так прощается с жизнью птица

 под угрозой змеиного жала.

 О гитара,

 бедная жертва

 пяти проворных кинжалов!

 КРИК

 Эллипс крика

 пронзает навылет

 молчание гор,

 и в лиловой ночи

 над зелеными купами рощ

 вспыхнет черной радугой он.

 А-а-а-а-ай!

 И упругим смычком

 крик ударил

 по туго натянутым струнам,

 и запела виола ветров.

 А-а-а-а-ай!

 (Люди в пещерах

 гасят тусклые свечи.)

 А-а-а-а-ай!

 ТИШИНА

 Слушай, сын, тишину -

 эту мертвую зыбь тишины,

 где идут отголоски ко дну.

 Тишину,

 где немеют сердца,

 где не смеют

 поднять лица.

 ПОСТУПЬ СИГИРИЙИ

 Бьется о смуглые плечи

 бабочек черная стая.

 Белые змеи тумана

 след заметают.

 И небо земное

 над млечной землею.

 Идет она пленницей ритма,

 который настичь невозможно,

 с тоскою в серебряном сердце,

 с кинжалом в серебряных ножнах.

 Куда ты несешь, сигирийя,

 агонию певчего тела?

 Какой ты луне завещала

 печаль олеандров и мела?

 И небо земное

 над млечной землею.

 СЛЕДОМ

 Смотрят дети,

 дети смотрят вдаль.

 Гаснут медленные свечи.

 И две девушки слепые

 задают луне вопросы,

 и уносит к звездам ветер

 плача тонкие спирали.

 Смотрят горы,

 горы смотрят вдаль.

 А ПОТОМ...

 Прорытые временем

 лабиринты -

 исчезли.

 Пустыня -

 осталась.

 Немолчное сердце -

 источник желаний -

 иссякло.

 Пустыня -

 осталась.

 Закатное марево

 и поцелуи -

 пропали.

 Пустыня -

 осталась.

 Умолкло, заглохло,

 остыло, иссякло,

 исчезло.

 Пустыня -

 осталась.

 ПОЭМА О СОЛЕА

 * * *

 Суха земля,

 тиха земля

 ночей

 безмерных.

 (Ветер в оливах,

 ветер в долинах.)

 Стара земля

 дрожащих

 свечек.

 Земля

 озер подземных.

 Земля

 летящих стрел,

 безглазой смерти.

 (Вихрь в полях,

 ветерок в тополях.)

 СЕЛЕНЬЕ

 На темени горном,

 на темени голом -

 часовня.

 В жемчужные воды

 столетние никнут

 маслины.

 Расходятся люди в плащах,

 а на башне

 вращается флюгер.

 Вращается денно,

 вращается нощно,

 вращается вечно.

 О, где-то затерянное селенье

 в моей Андалузии

 слезной...

 ПЕРЕКРЕСТОК

 Восточный ветер.

 Фонарь и дождь.

 И прямо в сердце

 нож.

 Улица -

 дрожь

 натянутого

 провода,

 дрожь

 огромного овода.

 Со всех сторон,

 куда ни пойдешь,

 прямо в сердце -

 нож.

 АЙ!

 Крик оставляет в ветре

 тень кипариса.

 (Оставьте в поле меня, среди мрака -

 плакать.)

 Все погибло,

 одно молчанье со мною.

 (Оставьте в поле меня, среди мрака -

 плакать.)

 Тьму горизонта

 обгладывают костры.

 (Ведь сказал вам: оставьте,

 оставьте в поле меня, среди мрака -

 плакать.)

 НЕОЖИДАННОЕ

 Он лег бездыханным на мостовой

 с кинжалом в сердце.

 Его здесь не знает никто живой.

 Как мечется тусклый фонарь,

 мама!

 Как мечется тусклый фонарик

 над мостовой.

 Уже рассветало. Никто живой

 не вздумал прикрыть ему веки,

 и ветер в глаза ему бил штормовой.

 Да, бездыханным на мостовой.

 Да, с кинжалом в сердце.

 Да, не знает никто живой.

 ПЕЩЕРА

 Протяжны рыдания

 в гулкой пещере.

 (Свинцовое

 тонет в багряном.)

 Цыган вспоминает

 дороги кочевий.

 (Зубцы крепостей

 за туманом.)

 А звуки и веки -

 что вскрытые вены.

 (Черное

 тонет в багряном.)

 И в золоте слез

 расплываются стены.

 (И золото

 тонет в багряном.)

 ЗАРЯ

 Колоколам Кордовы

 зорька рада.

 В колокола звонкие

 бей, Гранада.

 Колокола слушают из тумана

 андалузские девушки

 утром рано

 и встречают рассветные перезвоны,

 запевая заветные

 песни-стоны.

 Все девчонки Испании

 с тонкой ножкой,

 что на звездочки ранние

 глядят в окошко

 и под шалями зыбкими в час прогулки

 освещают улыбками

 переулки.

 Ах, колоколам Кордовы

 зорька рада,

 ах, в колокола звонкие

 бей, Гранада!

 ПОЭМА О ЦЫГАНСКОЙ САЭТЕ

 ЛУЧНИКИ

 Дорогами глухими

 идут они в Севилью.

 К тебе, Гвадалквивир.

 Плащи за их плечами -

 как сломанные крылья.

 О мой Гвадалквивир!

 Из дальних стран печали

 идут они веками.

 К тебе, Гвадалквивир.

 И входят в лабиринты

 любви, стекла и камня.

 О мой Гвадалквивир!

 НОЧЬ

 Светляк и фонарик,

 свеча и лампада...

 Окно золотистое

 в сумерках сада

 колышет

 крестов силуэты.

 Светляк и фонарик,

 свеча и лампада.

 Созвездье

 севильской саэты.

 СЕВИЛЬЯ

 Севилья - башенка

 в зазубренной короне.

 Севилья ранит.

 Кордова хоронит.

 Севилья ловит медленные ритмы,

 и, раздробясь о каменные грани,

 свиваются они, как лабиринты,

 как лозы на костре.

 Севилья ранит.

 Ее равнина, звонкая от зноя,

 как тетива натянутая, стонет

 под вечно улетающей стрелою

 Гвадалквивира.