Стихи для мертвецов - [91]

Пендергаст отключился и еще сильнее нажал педаль газа. Стрелка спидометра подобралась к ста тридцати.

Он пронесся мимо ряда придорожных сооружений, сирена «шелби» завывала, машины по обеим сторонам расступались, уступая дорогу. Брокенхартс на заднем сиденье медленно покачивался и бормотал. Они уже приближались к западной окраине, где дорожное движение стало более интенсивным. Пендергаст сбросил скорость до ста, потом до девяноста. Он пересек границу Эверглейдса, въехал на окраину Тамайами, потом в Суитуотер, где ему пришлось ползти вместе с напряженным трафиком.

Но мне нравится его грызть,

Потому что оно горькое…

Они с трудом продирались через пробки, пока не оказались на Рейган-Тернпайк, где Пендергаст повернул на север. Еще через двадцать минут он выехал на федеральную трассу 75, которая и привела его в штаб-квартиру ФБР. Он проехал в ворота, увидел два седана и фургон и свернул к приемному отделу в задней части здания, где его встретили куча агентов, полицейские, патрульные машины и фургоны. Он остановился, и с полдюжины людей окружили машину, открыли двери, вывели Брокенхартса, который покорно подчинился.

Подошел Сандовал, пожал Пендергасту руку, помог выйти из машины. Агенты, обслуживающий персонал, высшие офицеры полиции – все были здесь. Брокенхартс стоял под нещадными лучами солнца, сжимая в руках книгу и склонив голову.

– Агент Пендергаст, разрешите вас поздравить, – сказал лейтенант Сандовал.

К наручникам Брокенхартса добавились наножники.

– Позвольте спросить, кто он, черт побери? Какова его настоящая фамилия?

– Его фамилия Вэнс. – Пендергаст огляделся. – Добудьте мне вертолет до университетской больницы.

Агенты вокруг него выкрикивали приказы, жестикулировали. Брокенхартса уводили, теперь еще и в цепях. Проходя мимо Пендергаста, он посмотрел на него и произнес последнюю строку:

…И потому что это мое сердце.

Вертолет ФБР доставил Пендергаста от штаб-квартиры на посадочную площадку на крыше больницы, где его встретили другие агенты из местного отделения и несколько полицейских детективов. Не тратя время на разговоры, он со всей возможной скоростью, какую позволяла раненая нога, пробежал мимо агентов в здание, минуя лифт и прыгая через две ступеньки, пока не добрался до главного хирургического отделения. Он оказался в небольшой комнате ожидания возле хирургического отсека, охраняемой двумя агентами ФБР.

– Колдмун, – произнес он. – Как его дела?

– Мы позовем доктора, агент Пендергаст.

Пендергаст кивнул и принялся ходить по небольшой приемной, где слышен был только тихий шелест его шагов по линолеуму.

Наконец появилась доктор, все еще в халате с пятнами крови.

– Мистер Пендергаст? Я доктор Уэберн. – Она не предложила ему руку.

– Доктор, как он?

Она помедлила.

– Он крепкий парень. Но он в крайне критическом состоянии.

– Его шансы?

– Я бы не хотела строить домыслы. Пуля прошла через легкие и расширилась в довольно крупную торакальную рану. Он потерял много крови, и его состояние ухудшили змеиные укусы, поскольку яд провоцирует нарушение свертываемости. Удивительно, что он вообще выжил. Но с ним работает команда из восьми хирургов и четырнадцати человек вспомогательного персонала, и поверьте мне, они из лучших в мире.

Пендергаст молча кивнул.

– Вам пригласить адвоката или священника?

– Нет, спасибо.

Она нахмурилась:

– А вы сами как, агент Пендергаст? Будете ждать здесь? У вас нога кровоточит.

– Со мной все будет в порядке.

– Тогда вы меня извините, но я должна вернуться в операционную.

– Да, конечно.

Доктор улыбнулась ему едва заметно, надела маску, повернулась и исчезла в операционном блоке.

49

Всего семьдесят два часа понадобилось медсестрам, чтобы невыносимо устать от него.

Колдмун пришел в себя в послеоперационной палате. Поначалу он думал, что все еще спит в каком-то кошмаре зеленых стен, ярких потолков и существ в масках, бродящих вокруг. Потом он снова заснул. Проснувшись в следующий раз, он понял, что это никакой не сон и что он находится в палате отделения интенсивной терапии. Приходили доктора, смотрели на него, потом вполголоса консультировались с коллегами; медсестры проверяли его жизненные показатели, засовывали иглу в инжекционное отверстие его внутривенного зонда. Потом он снова заснул. Тихое бибиканье, гудение и пришептывание приборов заполняло тишину. Это длилось, кажется, целую вечность: сон и пробуждение, сон и пробуждение; но потом он понял, что прошло не больше двадцати четырех часов.

Наконец он проснулся в отдельной послеоперационной палате. Ему хотелось есть и пить, и он впервые ощутил боль. Его покормили – с грехом пополам, потом снова пришли доктора. Его заверили, что он выживет. Позднее они объяснили, что ему очень повезло, с учетом калибра оружия и расположения раны. К этому времени минуло уже два дня, и он пришел в себя настолько, что стал просить кофе. Его сводили с ума. Давали только декофеинированную дрянь. Хуже того, он не мог им объяснить, как правильно варить кофе. В комнате отдыха медицинского персонала стояла кофеварка, но когда он уже убедил одну сестру поставить кофейник на плитку, ее смена закончилась, а пришедшая на дежурство медсестра вылила застоялый кофе и заварила новый. Если Колдмун начинал сетовать, его накачивали успокоительным, и он соскальзывал в сон.