1
Вечером в половине восьмого Палмер в очередной раз сделал привал, чтобы перекусить сухофруктами с орехами и питательным батончиком, достав запасы из кармана крышки своего рюкзака. Он проклинал те часы, когда не мог себе позволить настоящего ужина – горячего, пропаренного на титановой сковороде, – пока не находил хорошего места для палатки и ночлега.
Пережевывая протеиновый батончик, он неспешно обводил взглядом дремучие завалы и заросли. Изначально он понимал, что ему предстоит пройти по трудному маршруту, полагал, что хорошо знаком с этими краями, однако оказался совершенно не подготовленным к сложностям сегодняшнего похода. «Похоже, все истории – правда», – мрачновато подумал он.
Это были вторые выходные июля, солнце как раз начало соскальзывать к западному горизонту, но он не мог до сих пор разглядеть Уединенную гору, находившуюся, возможно, всего в четырех милях к северу.
Возвышаясь там в одиночестве, она круто спускалась к зеркальной глади темно-синего озера, и его зеленые берега словно насмехались над ним своей кажущейся доступностью. Всего четыре мили птичьего полета на север, но для путника они могли обернуться сорока милями.
– Дерьмо, – проворчал он, запихивая обертку энергетического батончика обратно в карман и отправляясь дальше.
Вершина Уединенной горы достигала высоты всего трех с четвертью тысяч футов, что не позволило ей войти в состав сорока шести «признанных» высоких вершин горного массива Адирондак[2]. Но при этом вертикальные подъемы и удаленность от других вершин делали ее достойной зарубки на его ремне. Однако самое привлекательное для наиболее настырных пеших туристов, любителей горных подъемов и студентов заключалось в ее удаленности от центра этого обширного природного массива. Гора располагалась в районе Уединенного озера, к западу от пяти знаменитых живописных озер – вероятно, в самой дикой и удаленной части этого паркового комплекса, раскинувшегося на шести миллионах акрах.
Удаленность не беспокоила Дэвида Палмера. Больше всего он как раз любил бродить по глухим лесам, где целыми днями не встретишь ни одного человеческого существа. Но вот подъем на эту гору на самом деле оказался чертовски трудным.
Начался поход вполне прилично. Оставив свой внедорожник под деревьями вершины Болдуин, откуда начиналась северная тропа, он прогулялся пять миль, спустившись по частной лесовозной дороге до самого ее конца. За сим последовали дебри перестойного леса, такого высокого, что под ним царили вечные сумерки, а мягкая почва отказывалась порождать молодую поросль.
Но потом он покинул живописный район Пятиозерья, дикие леса остались позади, и он вышел на подступы к Уединенному озеру. И тогда его быстрая, легкая походка внезапно замедлилась едва ли не до черепашьей скорости. Местность становилась все более уродливой и пустынной, но труднодоступной для передвижения. Глушь, тянувшаяся до той Уединенной горы, представляла собой своеобразный лабиринт ледниковых болот, бурелома и котловин, вынуждавших путника следить за каждым шагом. Ни о какой тропе здесь, конечно, не могло быть и речи, тут не бродили даже животные, а в перекрещивающихся и извилистых ущельях ему зачастую приходилось полагаться только на свой навигатор. Не раз он соскальзывал с предательских едва различимых под лишайником камней. Слава богу, что он решил идти в своих высоких ботинках-вездеходах, иначе уже давно по меньшей мере мог вывихнуть себе лодыжку.
Через четверть мили Палмер опять остановился. Путь преградил бурелом, через который ему, очевидно, не удастся перелезть с тяжеленным рюкзаком за спиной. Тихо выругавшись, Палмер скинул с плеч рюкзак, протиснул его в самый большой просвет между стволами и сам пролез следом. Концы сухих веток врезались ему в ноги и руки, царапали лицо.
Преодолев завал, он опять закинул за спину рюкзак, тщательно подтянув все крепления. Сейчас, к вечеру, груз уже казался тяжеловатым, и ему хотелось убедиться, что все содержимое надежно закреплено.
Встряхнув рюкзак за плечами, он поудобнее пристроил его на спине. Несмотря на то что большинство походников в наши дни пользовались рюкзаками с внутренним каркасом, Палмер по-прежнему предпочитал конструкцию с внешней рамой. Он любил сложные походы и считал, что рюкзаки с внешней рамой не только легче равномерно упаковывать, но и тащить удобнее.
Солнце скрылось, и в лесу быстро темнело. Такая перемена ощутимо усугубила его положение, словно природное божество постепенно выключало и ближний, и дальний свет. На черное небо поднялась круглая луна, залив пейзаж странным пятнистым и почти призрачным сиянием, однако Палмер не собирался доверять луне: ее неверный свет давал обманчивое представление, скрывая глубины карстовых воронок и оврагов, а сам он, пройдя трудный путь познания, научился не полагаться на случай. Он потянулся к закрепленному на ремне фонарю, вытащил и включил его.
