Стихи - [8]

ПЕТРОГРАД 1918

Сколько выпито, сбито, добыто,

Знает ветер над серой Невой.

Сладко цокают в полночь копыта

По торцовой сухой мостовой.

Там, в Путилове, в Колпине, грохот.

Роковая настала пора.

Там «ура» перекатами в ротах,

Как два века назад за Петра.

В центре города треском петарды

Рассыпаются тени карет.

Августейшие кавалергарды

Позабыли свой давешний бред.

Стынут в римской броне истуканы,

Слышат радужный клекот орла.

Как последней попойки стаканы,

Эрмитажа звенят зеркала.

Заревым ли горнистом разбужен,

Обойден ли матросским штыком,

Павел Первый на призрачный ужин

Входит с высунутым языком.

И, сливаясь с сиреной кронштадтской,

Льется бронзовый голос Петра

Там, где с трубками в буре кабацкой

Чужестранные спят шкипера.

^<1922>

^{Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1982.}

НЕВА В 1924 ГОДУ

Сжав тросы в гигантской руке,

Спросонок, нечесаный, сиплый,

Весь город из вымысла выплыл

И вымыслом рвется к реке.

И ужас на клоунски жалостных,

Простуженных лицах, и серость,

И стены, и краска сбежала с них

И надвое время расселось.

И словно на тысячах лиц

Посмертные маски империи,

И словно гусиные перья

В пергамент реляций впились.

И в куцей шинели, без имени,

Безумец, как в пушкинской ночи,

Еще заклинает: «Срази меня,

Залей, если смеешь и хочешь!»

Я выстоял. Жег меня тиф,

Теплушек баюкали нары.

Но вырос я сверх ординара,

Сто лет в один год отхватив.

Вода хоть два века бежала бы,

Вела бы в дознанье жестоком

Подвалов сиротские жалобы

По гнилистым руслам и стокам.

И вот она хлещет! Смотри

Ты, всадник, швырнувший поводья:

Лачуги. Костры. Половодья.

Стропила. Заря. Пустыри.

Полнеба рассветное зарево.

Полмира в лесах и стропилах.

Не путай меня, не оспаривай

Не ты поднимал и рубил их.

А если, а если к труду

Ты рвешься из далей бесплотных

Дай руку товарищу, плотник!

Тебя я на верфь приведу.

^<1961>

^{Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1982.}

ПУШКИН

Ссылка. Слава. Любовь. И опять

В очи кинутся версты и ели.

Путь далек. Ни проснуться, ни спать

Даже после той подлой дуэли.

Вспоминает он Терек и Дон,

Ветер с Балтики, зной Черноморья,

Чей-то золотом шитый подол,

Буйный табор, чертог Черномора.

Вспоминает неконченый путь,

Слишком рано оборванный праздник.

Что бы ни было, что там ни будь.

Жизнь грозна, и прекрасна, и дразнит.

Так пируют во время чумы.

Так встречают, смеясь, командора.

Так мятеж пробуждает умы

Для разрыва с былым и раздора.

Это наши года. Это мы.

Пусть на площади, раньше мятежной,

Где расплющил змею истукан,

Тишь да гладь. Но не вихорь ли снежный

Поднимает свой пенный стакан?

И гудит этот сказочный топот,

Оживает бездушная медь.

Жизнь прекрасна и смеет шуметь,

Смеет быть и чумой и потопом.

Заливает! Снесла берега,

Залила уже книжные полки.

И тасует колоду карга

В гофрированной белой наколке.

Но и эта нам быль дорога.

Так несутся сквозь свищущий вихорь

Полосатые версты дорог.

И смеется та бестия тихо.

Но не сдастся безумный игрок!

Всё на карту! Наследье усадеб,

Вековое бессудье и грусть…

Пусть присутствует рядом иль сзади

Весь жандармский корпус в засаде,

Всё на пулю, которую всадит

Кто в кого неизвестно. И пусть…

Не смертельна горящая рана.

Не кончается жизнь. Погоди!

Не светает. Гляди: слишком рано.

Столько дела еще впереди.

Мчится дальше бессонная стужа.

Так постой, оглянись хоть на миг.

Он еще существует, он тут же,

В нашей памяти, в книгах самих.

Это жизнь, не застывшая бронзой,

Черновик, не вошедший в тома.

О, постой! Это юность сама.

Это в жизни прекрасной и грозной

Сила чувства и смелость ума.

¹⁹²⁶

^{Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1982.} 

СТОКГОЛЬМ

Футбольный ли бешеный матч,

Норд-вест ли над флагами лютый,

Но тверже их твердой валюты

Оснастка киосков и мачт.

Им жарко. Они горожане.

Им впаянный в город гранит

На честное слово хранит

Пожизненное содержанье.

Лоснятся листы их газет,

Как встарь, верноподданным лоском.

Огнем никаким не полоскан

Нейтрального цвета брезент.

И в сером асфальтовом сквере,

Где плачет фонтан, ошалев,

Отлично привинченный лев

Забыл, что считается зверем.

С пузырчатой пеной в ноздрях,

Кольчат и колюч, как репейник,

Дракон не теряет терпенья,

Он спит, ненароком застряв

Меж средневековьем и этим

Прохладным безветренным днем.

Он знает, что сказка о нем

Давно уж рассказана детям.

Пусть море не моет волос,

Нечесаной брызжет крапивой,

Пусть бродит, как бурое пиво,

Чтоб Швеции крепче спалось!

¹⁹²³

^{Павел Антокольский. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1982.} 

ОКТЯБРЬСКИЙ ВИХРЬ

Октябрьский вихорь спящих будит

На бурных митингах своих,

Не шутит он, а грозно судит

О всем, что было, есть и будет,

Октябрьский вихрь, Октябрьский вихрь.

Он в корабельной свищет снасти,

Казнит последышей династий,

Сулит купечеству ненастье,

Банкротов губит биржевых,

Скликает пригороды в город

И, распахнув свой потный ворот,

С одною смертью насмерть спорит

И оставляет жизнь в живых.

С ним подружились мы однажды,

Когда на Кремль солдаты шли.

Рты запеклись от жгучей жажды.

Мы были голодны. Но каждый

Мечтал о счастье всей земли.

О, тусклый отблеск туч свинцовых