Взял Дед Мороз повесился.
Бабье Снегурочку безвинно заклевало.
Да, Новый год веселья не принес,
Хоть и гудели в селах по старинке.
К тому ж упился видный «деморосс»
И в Рождество угоили поминки.
Не гадство ли? Губители страны
Считают нас за быдло и оденки!
Мои стихи им тоже не нужны,
Как намекнули дамочки в районке.
А что козел? Худой, как партократ,
Но деловой, как новая Расея,
Очередной жует агитплакат,
На белый снег горошинами сея.
2
С тоски жую рекламные харчи,
Какой-то «твикс» подсунули невежде.
Теперь тут все, как в дальнем зарубежье:
Доступный секс и выстрелы в ночи.
В саду «Орленок» сломан барабан
У пионера в гипсовой пилотке.
Но вновь шустрит сноровистый пацан,
Завел свой бизнес – жвачка и колготки.
Стальная дверь. И запах кабака.
Вся из себя питейная халупа.
Тут был клиент! Испробовал пивка
И на сугробе выпростался тупо.
Мой дом, где жил, снесли. И котлован
Отрыли вкупе с западною новью,
По всем статьям – замах на ресторан
Валютный и – с французскою любовью.
А как подруга юности?
Она Живет в приватизированном рае,
Где склад фарцы и сумерки сарая,
И без детей звереет тишина.
Какой ей прок с того, что я поэт,
Коль нет воды горячей, в щели дует?
Вот и крутись! И крутится, чуть свет,
Какой-то дрянью польскою торгует.
И как судить? Привычней пожалеть,
У всех, похоже, участь полосата:
В телеге жизни как-то доскрипеть
До впереди мелькнувшего заката.
3
Куда идти? И я пошел ва-банк,
Забытый опыт дался мне не просто.
Буровя снег, напористый, как танк,
Уперся в ров старинного погоста.
За малый срок, что не был здесь, крестов
Повыросло, стоят, раскинув руки.
И всякий крест распять меня готов
И воскресить на радости и муки.
Не сильно ж я пред Богом виноват,
Но все равно фантазия взыграла.
Вот мать лежит, отец, там – малый брат,
Январской вьюгой холмики сравняло.
Невдалеке, где свист машинных шин,
В тисках болот и наледи озерной,
Все тот же тракт уходит на Ишим,
С кюветным льдом и далью иллюзорной.
Районный тракт – ухабы, колеи!
Он мне давно открыл, что мир прекрасен!
И вот кресты... А крестные мои
Живут – представить только! – в Каракасе.
И там я был. И там обрел родню.
Там, как припомню, супротив аптеки
Есть русский храм на пятой Авеню,
Где я прощен «отныне и вовеки!»
Так что ж теперь? Свободный, как дитя,
Опять свыкаюсь с жизнью понемногу.
И выкрест-месяц, рожками блестя,
Мне освещает в сумраке дорогу.
1994