Степкино детство - [24]
— Ох, смерть моя, смерть! Куда вы меня, злодеи…
А пальцы-то у ней, ой, какие пальцы, — скрюченные, узлом сплетенные.
Капка бесстрашно идет возле носилок, подтыкает под Звонарихины бока лоскутное одеяло, подушки под головой поправляет.
Степка, Суслик и Власка стоят у крыльца, смотрят в спины фургонщикам и не шелохнутся. Еще оглянутся фургонщики, сцапают их заодно со старухой и тоже утащат не знай куда.
У ворот уже стоит наготове черный фургон, похожий на те, в которые живодеры загоняют собак. Кучер уже распахнул дверцы фургона. Некому заступиться за Звонариху. Еще минута какая-нибудь — и увезут Звонариху, и костей ее не сыщешь.
И вдруг в эту последнюю минуту, как из-под земли, вырос сам хозяин, Гаврила Звонарев. Борода у него войлоком, ноги колесом. Он встал поперек ворот, раскинул руки и загородил фургонщикам дорогу.
— Не пущу! Мой двор! Я — домовладыка!
И закричал ребятам:
— Парнишки! Спускай скорее Лютру! Бей их веслами!
Ребята сорвались с места и кинулись к Гавриле. Капка крикнула:
— Под крыльцом весла! — и, мотнув косичкой, бросилась спускать Лютру.
Степка, Власка и Суслик выхватили из-под крыльца по веслу и все трое побежали к фургонщикам.
— Дай им, дай! Бей их! — орал Звонарев.
Ребята скакали вокруг фургонщиков и только веслами махали. Хочется ударить, а страшно.
А фургонщики, как немые, волокут молчком Звонариху и прут прямо на Гаврилу. Гаврила пятится от носилок и все орет: «Я домовладыка! Не пущу!» А ударить фургонщиков тоже боится.
И утащили бы фургонщики Звонариху, если бы вовремя Капка не спустила с цепи Лютру. Лютра кинулась на фургонщиков, вцепилась в их балахоны — только клочья полетели.
Тут и голос взялся у фургонщиков.
— Отбивай собаку! — заорал длинный. — Вышибай старика!
Маленький, не выпуская из рук носилок, зацыкал, затопал на Лютру. Хочет страху нагнать, да кто же его бояться станет! Сам щуплый, как пигалица. И ни усов у него, ни бороды. А голос тонкий, бабий. Тощие ноги болтаются в сапогах, как пестики в ступе. Всего-то его на кошачий обед…
Степка сделал быстрый подсчет в голове: ребят — трое, Капка — четыре, собака — пять, Гаврила — шесть. А фургонщиков двое. И решился — прыгнул вперед, зажмурился и треснул маленького веслом по спине.
Фургонщик так и охнул. Носилки выпали у него из рук. Звонариха со всем своим скарбом шлепнулась на землю. Сидит на своем тряпье — седая, костлявая.
Обрадовались ребята: наша взяла! И вместе с Гаврилой кинулись поднимать старуху. Ухватили старуху — кто за руку, кто за ногу — и потащили назад, к дому.
— Куда вы ее, архамеды! — завопил длинный. — Казенная она! У меня на нее бумага с печатью.
А Гаврила только бормочет: «Хоть с бандеролью… Наплевать…» — и тащит старуху. И ребята ему помогают.
Уже успели до навеса дотащить, где у Звонаревых старые паруса лежат.
Тут большой фургонщик толкнул маленького и крикнул:
— Бери фургон, скачи за Ларивоном! Живо!
Тот пулей вылетел за ворота. И Лютра за ним.
Оставшись один, длинный принялся отбивать старуху. За двоих работает. Руки у него, у черта, сильные, кулаки тяжелые. Первому Степке досталось — с ног его сбил. За Степкой Капка покатилась. За Капкой — Суслик с Влаской. В одну минуту расшвырял ребят и сцепился с Гаврилой. Уперлись лбами друг в друга, и каждый тащит Звонариху к себе, и шипят друг на друга:
— Моя старуха!
— Пусти!
— Моя старуха!
— Пусти!
— Старуху-у-у! — заревел на весь двор Гаврила.
— Откатывайся! — просипел фургонщик.
Вдруг Гаврила отпустил Звонариху и кинулся на фургонщика. Схватили друг друга за грудки, закружились, завертелись и рухнули на землю.
И тут увидел Степка такое, что у него дух захватило. Штаны! Синие с кантом штаны, такие же, как у Ларивошки. И Капка, и Суслик, и Власка — все увидели: как у Ларивошки, синие с кантом штаны. И все поняли: так вот кто такие фургонщики — они переодетые городовые! Вот так так! Что же теперь? Бежать?
Вдруг на улице что-то затарахтело, закудахтали куры, забрехали псы. Через забор взметнулись клубы пыли. Ребята бросились за ворота. Навстречу им бежали бабы, кто с чем: кто со скалкой, кто с метлой, кто с коромыслом. Кривая баба Печенка — кума Ефима Засорина — в фартуке, с ухватом в руках, волокла маленького фургонщика. Позади всех пьяный водовоз Шарифка, качаясь из стороны в сторону, вел под уздцы лошадь с фургоном.
Так вот оно что! Не доскакал маленький до будочника, поймали его бабы. Степка подбежал к нему и заглянул под балахон. И у этого штаны синие с красным кантом. И этот городовой.
Все — и бабы с маленьким фургонщиком, и Шарифка с фургоном — ввалились в открытые ворота звонаревского двора.
Длинный фургонщик уже бросил Звонарева и метался по двору.
— Убивают! — вопил он.
Маленький вырвался из рук Печенки и тоже бегал по двору, и тоже вопил:
— Убивают! Караул!
А Печенка вскочила на бочку и закричала на весь двор:
— Ворота запирай! Держи их!
И сейчас же бабы кинулись ловить фургонщиков. Фургонщики метались от ворот к горнице, от горницы к воротам. Но деться было некуда: со всех сторон к ним тянулись руки. Около бочек, на которых ребята дожидались покойника, бабы всей гурьбой навалились на фургонщиков. Степка уже не видел их, он слышал только ругань, крики, щелканье и шлепанье коромысел.
