Степень свободы - [40]

Все это касалось не только маленького транзитного склада «Плутона» на территории бывшего пионерлагеря, но и других его складов непосредственно в Питере и пригородах. Концерн «Плутон» выглядел идеальным предприятием — не настолько, чтобы это вызывало подозрения, а как раз в нужных масштабах.

Когда был тяжело ранен фотокор Чердаков, РУОП переполошился. Получалось так: Ира Лубенченко давно предупреждала управление по борьбе с организованной преступностью об опасности, исходящей от «Плутона»; ее не послушали — и в результате саму журналистку похитили, а ее напарника едва не убили и почти наверняка сделали инвалидом. Крайним, естественно, оказывался РУОП, который был предупрежден, но не принял меры. В итоге РУОП поспешно кинулся таковые меры принимать и инспирировал обыск в «Бригантине». Разозленные долгим ожиданием у ворот бойцы спецотряда перевернули на базе все вверх дном — в том числе и склад, где побили оргтехнику и заставили вскрыть все коробки и ящики. Искали оружие и, естественно, не нашли.

Ребят из спецотряда понять можно. Они обучены силовым методам борьбы с преступностью, и тонкости законодательства их мало волнуют. А Платонов, недолго думая, вчинил иск о возмещении ущерба сразу всем правоохранительным службам — управлению внутренних дел, управлению по борьбе с оргпреступностью и прокуратуре. И пригласил для оценки ущерба специалистов нескольких страховых фирм, как бы демонстрируя еще раз, что на территории «Бригантины» нет ровным счетом ничего противозаконного.

А РУОП и прокуратура города оказались под двойным нажимом сверху и с боков и уже сами были не рады, что затеяли эту грозную боевую операцию. Во всяком случае, речь о ее повторении в ближайшую пятилетку даже не шла.

Разумеется, с машинами, навещающими «Бригантину», никто из милицейских тоже разбираться не стал. Зато Введенский заинтересовался и в ходе своих наблюдений старательно делал то же самое, что и Ирина Лубенченко за несколько дней до него.

У частного детектива, однако, было гораздо больше возможностей выяснить, кому принадлежат эти машины и кто их водит. Правда, это ничуть не помогало в решении главной проблемы — как отделить агнцев от козлищ. Иными словами, как выявить шоферов, не имеющих отношения к организации Платонова — чтобы затем вызвать их на откровенность и разузнать, как ведет себя охрана внутри, за бетонным забором. То есть можно ли пробраться на охраняемую территорию, к примеру, в кузове грузовика или в багажнике легковушки.

Если нарваться с расспросами на платоновского агента, то можно влипнуть в крупные неприятности. Мало того, что самому не поздоровится, так еще и Платонов будет предупрежден, что помимо милиции им интересуется кто-то еще.

А раз так, то нужно послать вместо себя кого-то другого. Того, чей интерес будет выглядеть совершенно естественно. Того, кто не покажется людям Платонова по-настоящему опасным, кого они не примут всерьез и ни за что не поверят, что он может быть связан с серьезными людьми.

Того, наконец, кого проще будет защитить — потому что если его захотят убить или похитить, то не пошлют бригаду вооруженных до зубов суперменов. Ведь серьезные люди всегда соразмеряют ответ с угрозой. А какая угроза может исходить от человека, которого Введенский задумал послать в разведку вместо себя?

Да, пожалуй этот человек подойдет по всем статьям.

Кто?

Ну конечно же Серафим.

Вербовка агента

— Я знаю, где твоя Настя.

Серафим посмотрел на Введенского, произнесшего эти слова, как древний иудей на пророка Илию, явившегося на огненной колеснице среди грозовых туч и молний.

Серафим уже видел однажды Введенского. Через день после событий на улице Профессора Попова частный детектив расспрашивал юношу о похищении женщины.

А теперь он пришел сообщить, что знает, где находится пропавшая Настя.

Сказал он это усталым голосом, безо всякой торжественности, однако фраза прозвучала так многозначительно, словно говоривший лично побывал в царстве теней и принес послание непосредственно оттуда.

Серафим отреагировал на это самым естественным для себя образом. Он с горящими глазами кинулся к Введенскому, не зная, куда девать руки. Ему хотелось схватить собеседника за грудки и как можно скорее вытрясти из него ответ на вопрос, который Серафим выкрикивал так громко и страстно, что к месту, где это происходило, стали стягиваться любопытные в надежде поглазеть на драку.

— Где? Где?! Где она?!!! — кричал Серафим, и голос его срывался на ультразвук.

— И вовсе незачем так орать, — остановил его Введенский совершенно спокойно.

Что самое удивительное, Серафим тут же замолчал.

— Я не стану говорить тебе, где она, — воспользовавшись наступившей тишиной, заявил Введенский. — Потому что иначе ты немедленно кинешься ее спасать, а там, между прочим, сидят очень серьезные люди, и они даже иногда стреляют.

Серафима передернуло при воспоминании о стрельбе. После той истории на улице Попова у него случился нервный срыв, а родители, узнав, что произошло, разрывались между идеей положить сына в неврологическую клинику месяца на три и не менее здравой мыслью: запереть его дома на ближайшие несколько лет, причем на окна навесить железные ставни, дверь обить броней, а стены укрепить железобетонными плитами. Останавливало их только то, что на все это не было денег.