Степан Разин - [88]

Подтягивался и Урусов. Из Москвы его торопили — воевода должен подойти к Симбирску раньше Разина, перекрыть Волгу, загородить войсками черту, отрезать Степана от забунтовавших уездных людей, охранить Москву от мордвы, черемисов, чувашей, татар. Ох, страшное дело будет, если опоздают воеводы к Симбирску, рухнет черта, пойдет Разин прямым ходом на Москву.

Обо всем этом знал Разин от перебежчиков, потому и спешил к городу раньше Борятинского. Теперь думать, хитрить, выжидать было некогда. Симбирск нужен сегодня, сейчас же, пока не подошел князь Юрий. Степан торопил своих людей, здесь решалась судьба его дальнейшего похода: или вперед на Москву при поддержке тысяч новых повстанцев, или… Об этом он не хотел даже и думать. Да и не привык он помышлять о плохом. Избалованный победами, славой, всеобщим поклонением простых людей, их безграничной верой в него, атамана-батюшку, он думал только о победе. Он надеялся на симбирскую голытьбу, на пожар восстания, который уже охватывал приволжские уезды, да и потом, чем князь Борятинский лучше его названого отца князя Львова, а ведь того он, Степан, взял голыми руками, почти без единого выстрела.

И вот первая нехорошая весть — стоит князь Юрий неподалеку от города, и в город не входит, и на него, Степана, идти не спешит. А в Симбирском кремле притих Иван Богданович Милославский, воевода отчаянный, бесстрашный.

31 августа радость великая настала в Симбирске: войско Борятинского спешным ходом подходило к городу. Но радость вскоре же поубавилась: с князем Юрием не пришла и половина тех, кто был приписан в его полк. Писал он уже из-под Симбирска в Москву, что не пришли к нему в срок начальные люди полков Зыкова и Чубарова, что ратные люди живут в деревнях своих и в полки по сей день не бывали, что мало пехоты с ним, а без пехоты стоять против вора плохо, а что есть с ним татарские мурзы, и те стоят без телег, и табор против казаков устроить нечем. Молил Борятинский о скорой помощи.

В ночь с 4 на 5 сентября под покровом темноты Разин погрузил свое войско в струги, обошел Симбирск с севера, вышел к острогу в том месте, где указывали беглые симбиряне. Казаки высадились и с ходу пошли на. приступ. Яростен и быстр был их натиск, Степан шел вместе с казаками, лавиной охватывали они острог со всех сторон, лезли напролом, несмотря на ружейную и пищальную пальбу. В это время и двинулся на повстанцев Борятинский. Сделал князь Юрий все как обещал: с небольшими силами, но решительно ударил он на казаков с тыла. Сошлись ратные люди Борятинского на десять сажен с казаками, учинили великую пальбу из пищалей, и поворотил Степан своих людей против нового врага. Писал на другой день Борятинский в Москву: «И они, государь, поворотись всеми своими силами от города, нас многих переранили… И тот, государь, день бились мы, холопы твои, с утра и до вечера и приступать им к городу не дали. И ничего нам не учинили, и стоял я, холоп твой, полком всем на одном поле с ним сутки, и на меня, холопа твоего, не смел приходить. И того же, государь дни в вечеру приходили на меня, холопа твоего, чагу в 3-м ночи.[32] А я, холоп твой, стоял в поле, ополчась, и бой у нас ночью был великай».

Любил приукрашать свою доблесть и нерадивость других слуг великого государя князь Юрий Никитич, но ни этот раз и он не смог скрыть правду: в тяжелом двухдневном бою Разин сумел опрокинуть отборные государевы полки и отбросить их от Симбирска.

Хотел было и здесь Степан обратиться к борятинским стрельцам, чтобы шли к нему, добывали волю, но на этот раз все обернулось по-другому: московские полки сражались отчаянно, и было в них больше служилых дворян, жилецких людей, помещиков, и шли с ними солдаты иноземного строя. И хотя был у повстанцев большой перевес и силах, но с трудом сбил Степан князя, потому что много в повстанческом войске было людей новых, с ратным делом незнакомых. Подошедшие к Симбирску крестьянские отряды были вооружены чем попало, а мордва и черемисы — те вовсе многие и оружия в руках никогда не держали. Да, совсем это было другое дело, чем под иными городами. Пожалуй, впервые за три года, как вышел Разин на волжский простор, пришлось вступить его товарищам в беспощадный и кровопролитный бой. Много из друзей полегло под пищальными ядрами и под ружейными пулями, многие были зарублены саблями и бердышами, но все же добыли победу. Разбитые, порубленные и пострелянные, укрываясь за телегами, вразброд, потеряв часть пушек и обоза, уходили ратные люди Борятинского к Тетюшам. Татарские мурзы сгинули еще в начале боя, ушли невесть куда. Но полк князя Юрия не исчез: удалось Борятинскому сохранить большую часть людей, пушки и оружие и остановить утеклецов недалеку от Симбирска.

Тут же после боя подозвал Степан есаулов, спросил, сколько сдалось им людей государевых. Молчали есаулы, боялись сказать батьке, что плохо сдавались московские ратные люди, многие дрались до последнего — все дворяне да дети боярские, помещиково племя.

Потом привели к Степану перебежавшего к казакам татарского мурзу. Был он еще молод, высок ростом, тонок в перехвате, смугл, с черным волосом, со смоляной бородой и с глубоким сабельным рубцом на правой щеке. Сказался казанским татарином Асаном Карачури-ным, служилым мурзой. Была за ним в поместье деревня Лундан в Керенском уезде, были и деревеньки в Кадомском уезде, но давно уже прослышал Асан про справедливые дела Степана Разина, искал с ним встречи, потому что ненавидел воеводскую и приказную власть, хотел воли для своего народа. Рассказывал Асан, что разделились татарские мурзы: одни встали на защиту государевых, боярских порядков, другие же забунтовали вместе со всеми татарами. Стоял Асан перед Степаном, блестел черными глазами, говорил ему: «Приходи, атаман, под Казань, обещаюсь — хорошо тебя там примут наши уездные люди, помогут тебе, коней и еству дадут».