„Глупости! Подумаешь, двум бабам не понравилась! — ругала себя Элька. — Мало ли что кому в голову взбредет… Важно самой быть человеком“.
У голубоватой комнезамовской хатки стоял Матус и по обыкновению ковырял в зубах.
— Ты одна? — спросил он насмешливо, увидев Эльку.
— Добрый вечер, — сдержанно ответила она. — Что, никто не пришел?
— И не придут. Давно уже с мужиками спят в обнимку…
— Может, еще соберутся… — Элька растерянно оглядывала пустынную улицу.
— Да что ты, в самом деле? Ночь на дворе, чего ждать? Ей-богу, прошлись бы лучше, прогулялись бы, а?
Элька гневно посмотрела на него.
— Больше вам ничего не хочется?
— А чем я хуже того же Коплдунера? У Эльки слезы выступили на глазах.
— Почему вы со мной так разговариваете? — спросила она дрожащим голосом.
— Ну-ну, уж и пошутить нельзя! — Матус увидел, что девушка не на шутку расстроилась. „Черт ее знает, уполномоченная все же“. — Ты ничего не знаешь о Хонце? — поспешил он переменить разговор. — Зачем это его вызвали в райком? В райком зря не вызывают…
— Вы что, слыхали что-нибудь? — быстро спросила Элька.
Матус снова сунул спичку в рот.
— Всякое говорят… А ты разве… Не может быть, чтоб ты не знала.
— Да откуда? — с сердцем сказала Элька. — Вы знаете, так скажите.
— Нет, нет! Мало ли что брешут… Не мое это дело. Элька с минуту испытующе смотрела на него. Он,
видимо, что-то от нее скрывал. Потом, тряхнув головой, откинула волосы со лба, точно решила больше не думать об этом.
— Так… Ну ладно. Где Коплдунер?
— Да вон, около ветряка я его видел.
— Ага… Значит, попозже мы за вами зайдем. Насчет того дела. Насчет Пискуна… — И, не слушая, что Матус ей еще скажет, Элька быстро пошла к ветряку.
На песчаном взгорке за хутором ветряк сонно махал в сумеречном небе заплатанными крыльями, шумел жерновами.
Около ветряка стояла чья-то подвода, Коплдунер помогал таскать мешки с мукой.
Запыленный возчик, сопя и отдуваясь, говорил:
— В Малостояновке что было, слыхал? Там вчера всех кулаков выгнали. Сендера Оксмана тоже раскулачили, черт бы его побрал с братцем! — Он оглянулся. — А братец-то все еще с вас шкуру дерет! Шесть с половиной с пуда, чтоб ему с голоду пухнуть…
Верхом на буланой — вторая на поводу — проскакал мимо ветряка Шефтл.
Он подстегивал кобылу, свистел, гикал, точно ему хотелось, чтобы весь хутор смотрел на него. Увидев Эльку с Коплдунером, он пнул лошадь ногой и во весь опор пустился к двору.
16
Юдл Пискун пришел вечером домой в большой тревоге. Только что, пробегая задами мимо красного уголка, он увидел Эльку и Матуса, которые будто спорили о чем-то, и Элька назвала его имя. Нет, он не ослышался, она ясно сказала: „Насчет Пискуна“. Он притаился за плетнем, хотел подслушать еще что-нибудь, но они тут же разошлись в разные стороны. Чертова сука, что она пронюхала, чего ей надо, чтоб ей утром глаз не открыть? Юдл был вне себя. Он с порога заорал на жену, почему опять не завесила окна, пнул попавшуюся под ноги табуретку так, что она кувырком полетела к стене, и побежал в конюшню.
Сквозь щели в кровле конюшни слабо брезжило ночное небо. В углу, на куче прелой соломы, чуть дыша, лежала гнедая. Ее густо облепили мухи, ползали по ней, копошились в ноздрях, в углах глаз, точно на падали.
Юдл подошел, приподнял носком лошадиную морду и с отвращением сплюнул.
— Хоть сдирай с нее шкуру живьем, ничего ее не берет.
Он быстро вскарабкался по стоявшей у стены стремянке и, держась за стропила, по одной сбросил на землю высохшие лошадиные шкуры. Двором он перетащил их в клуню и засунул под кучу прошлогодней мякины. Перебегая обратно двор, он увидел Оксмана, который огородами шел к его хате.
Юдл повел Оксмана за соломенную скирду, где их никто не мог увидеть.
— Плохо, Юдка, совсем плохо, — говорил Оксман, усаживаясь под скирдой. — Они достали трактор. — Синие жилы на руках вздулись, руки тряслись. — Куда деваться? Что делать? Что делать? Ты тогда говорил на счет Успеновки что-то… Так, может… Надо спасаться, они нас за горло берут…
Юдл не отвечал.
— Ты что молчишь, Юдка? — Оксман смотрел на него с испугом.
— Они его не получат, — проговорил Юдл, пощипывая ус.
— То есть как это? Откуда ты взял?
— Они его не получат, говорю. Скажите слово и… Поняли?
— Ага, ага, — поддакивал Оксман неуверенно, словно не совсем понимая, к чему тот клонит.
— Догадались? — прошептал тот.
— Опасное дело… Риск…
— Ну и что? Последнее поставить на кон, говорю я. Чего вы ждете?
— Так я же… Я все, что могу… А что я могу один? Что?
Юдл помолчал, что-то обдумывая.
— Как Симха? — спросил он наконец.
— Он у меня будет сегодня. — Оксман оглянулся. — Попозже, уговорились мы. Может, и Шефтла Кобыльца позвать? — Он был явно растерян.
— Для чего? Он нам не нужен. Кроме как о себе, ни о чем не думает. Плюньте на него, еще подведет. Вы бы лучше об этом бабском собрании позаботились, чтобы его не было… Мне-то, положим, что, а вот вам…
— Позаботился, позаботился! Моя Нехама сегодня с ног сбилась, бедняжка… Что она о себе думает, эта потаскуха? Она будет с мужиками путаться, а бабы — в рот ей смотреть? — Оксман жалко подмигнул. — Никакого собрания она не получит… А скажи…
