Стена - [36]

Он подошел к Тигхи и обнял его за плечи.

– Ну конечно же. Я просто идиот, – сказал он. – Дело не в работе. Ты потерял своих па и ма. Это ужасная штука. Ведь я тоже потерял своих па и ма.

Тигхи посмотрел в лицо Токома:

– Как?

– Это случилось много лет назад. Ма умерла при родах, пытаясь произвести на свет мою сестру. Обе испустили дух – и новорожденная, и женщина. Мой па так и не смог оправиться от удара. Он свалился с одного из верхних уступов, когда собирал стебли для тканья. Он был не один. Те, кто пошел туда с ним, видели все. По их словам, он рвал длинные стебли на краю утеса – дело в том, что самые длинные стебли чаще всего растут именно в таких местах. Если собираешься стать ткачом, ты должен знать такие вещи. Вот так. Проще некуда. Просто кувырнулся, и все.

Тигхи молчал, переваривая услышанное.

– Об этом никогда не говорят, – сказал Тигхи тихим голосом, – однако иногда мне кажется, что люди все время падают с мира.

– Понимаешь, – начал Током, убрав руку с плеча Тигхи и отправившись в угол комнаты, где лежал тюк ткани, готовой к продаже. – Жизнь – штука рискованная. Так уж установлено Богом, и не нам сомневаться в его мудрости, верно?

Выудив из отвисшего кармана штанов глиняную трубку, он зажег ее, высекая искры ударами камня о кресало.

– Но я думаю, что ты прав, мой мальчик. Люди не любят говорить об этом, потому что это напоминает им об их близости к краю всего.

Тигхи присел на корточки.

– Моя семья потеряла козу. Она тоже не удержалась на краю.

– Я слышал. О таких вещах люди говорят охотнее. Большая потеря. Ведь коза стоит немалые деньги. Однако коза – это всего-навсего коза.

Последовала пауза, в течение которой хозяин дома сделал несколько затяжек.

– Когда я услышал насчет исчезновения твоих па и ма, меня это здорово огорчило, – произнес он задумчиво.

– По-вашему, они упали с мира? – спросил Тигхи.

Током пожал плечами:

– Их нигде нет. Никто не видел их выходящими из деревни. Да и с какой стати им уходить отсюда?

– Тяжелые времена.

– Времена и в самом деле тяжелые, но только не для тех, кто держит коз. Для этих людей по-настоящему тяжелых времен не бывает никогда. – Током опять попыхтел трубкой. – К тому же твой па был принцем. А принцу нельзя бросать свой народ. Нет, как ни жаль, но я должен сказать тебе откровенно то, что думаю. Они оказались за краем.

Тигхи почувствовал комок в горле. К глазам подступили слезы, однако он нашел в себе силы сдержаться и проговорил:

– Но как? Как они оказались за краем?

– Как я уже говорил тебе, – вздохнул Током. – Люди падают.

– Но оба вместе, одновременно? – настаивал юноша.

– Тут ты прав. Это немного странно, – согласился Током. – Но может, они вышли из дому во время рассветного шторма? Поверь мне, я знаю, что это такое. Когда я был молод, я излазил многие места на стене, и бывали случаи, когда я не успевал вернуться домой и устраивался ночевать на каком-нибудь утесе в расщелине. Это сущий ад. Человека может запросто сдуть даже с самого широкого выступа.

– Они все еще оставались дома, когда я ушел за свечкой, – сказал Тигхи. – Так что дело не в рассветном шторме.

– Ты уходил за свечкой?

– Да, утро уже кончалось, и ма послала меня забрать свечку. А когда я вернулся, их уже не было.

На этот раз Тигхи не смог сдержать слез. В уголках его глаз появились первые капельки влаги, которые, увеличиваясь в размерах, начали скатываться по щеке.

– Что поделаешь, – сказал Током, немного покраснев, – сожалею, но они не первые люди, кто ушел с мира, потому что настали тяжелые времена. Ведь у них пропала коза, в конце концов.

Эта мысль тоже приходила Тигхи в голову, однако, будучи озвученной, она показалась юноше столь невыносимой, что он не просто заплакал, а разрыдался. Током растерялся, не зная, что делать. Хмыкнув, он положил трубку, подошел к юноше и, обняв его, стал утешать, как маленького ребенка. Тигхи продолжал плакать.

Старый мастер говорил ему:

– Ну, будет, будет. Все наладится.

Однако слова не достигали Тигхи, переливаясь в ушах и вновь уходя в воздух.

Наконец тело юноши перестало сотрясаться от рыданий, и Тигхи вновь обрел способность говорить членораздельно.

– Я знаю, что это правда, но все равно не могу с этим смириться. Мне так тяжело.

– Конечно, – вздохнул Током, отстраняясь от юноши.

Он возвратился на свое место и опять раскурил трубку.

– Это же грех, ведь так? Просто шагнуть в бездну с края мира. Просто взять и шагнуть. Все знают, что это грех.

– Да, – ответил Током, – но теперь уже ничего не исправить.

Тигхи сделал несколько глубоких вдохов.

– Прошу прощения, мастер Током, за то, что я явился к вам и разревелся, как малыш, которого только что отлучили от материнской груди.

– Да что ты, – поспешил успокоить его Током. – Я все понимаю.

– И я очень жалею о том, что не смогу пригодиться вам в вашей мастерской. Вы были очень добры ко мне, и мне бы очень хотелось оказаться вам полезным.

Слова звучали слишком напыщенно даже в его собственных ушах, но, расплакавшись, Тигхи как бы утерял чувство собственного достоинства и теперь хотел обрести его вновь, хотя бы таким способом. К тому же Током воспринял его горе серьезно, с пониманием. Ведь он как-никак сын принца.