Стена - [26]

Он громко произнес:

– Ма, я принес свечку, – и прошел в главное пространство.

Там никого не было.

Очень странно. В последнее время ма практически не покидала дом. Тигхи зашел в кладовку, располагавшуюся в задней части дома. Она была практически пуста, если не считать нескольких соленых козьих лопаток, лежавших у стены. Выйдя из кладовки, Тигхи направился на кухню и немного поел. Свечка, все еще не распакованная, лежала на столе. Повинуясь безотчетному импульсу, Тигхи снял с нее обертку. Анши украсила свечу красной спиралеобразной полосой, что говорило об уважении, которое она питала к семье Тигхи. Ведь она могла бы дать им простую свечку и расквитаться с долгом, однако предпочла вложить в это изделие частичку лишнего труда.

Где же ма, не переставал удивляться Тигхи. Ее отсутствие начинало беспокоить мальчика. Он попытался нарисовать в своем воображении место, куда она могла пойти, однако никакие образы не являлись в голову. Это еще больше беспокоило его. Тигхи закрыл глаза и попытался вызвать в своей памяти хотя бы образ самой ма. То, что произошло, было еще более странным. Он пытался нарисовать ее лицо, глаза, нос, рот, однако образ постоянно ускользал из его головы. Уиттерша. Другие женщины из деревни. Кто угодно, только не его ма. От умственного напряжения у Тигхи начал пульсировать висок в том месте, куда пришелся удар камня. С ощущением боли к нему вдруг вернулся поразительный в своей четкости визуальный образ его ма. Отведя назад руку с зажатым в ней камнем, она вся напряглась от желания попасть в цель и ударить как можно сильнее. Лицо ма потемнело от гнева, губы сжались в тонкую прямую линию, и вся она представляла собой воплощение беспредельной злобы.

Тигхи поспешил прогнать этот образ из памяти.

Он должен найти свою ма. Где же она может быть? Деревня небольшая, и ему не составит особого труда найти ее. Необъяснимая тревога перешла в дурное предчувствие, которое стальным обручем сжало сердце.

Куда же, в конце концов, подевалась ма? Тигхи доел горбушку хлеба из травяной муки и запил водой, которую зачерпнул кружкой из чана. Затем вышел из дому и отправился в сторону, противоположную той, откуда он незадолго до этого пришел. Тигхи полагал, что его па все еще работает в доме на верхнем выступе.

Путь туда был очень сложным. Тигхи пришлось сначала спуститься на несколько уровней, а затем уже подниматься. Он миновал дома, принадлежавшие самым состоятельным людям в деревне. Их широкие и высокие двери выходили на просторные уступы. Все они сделали свое состояние на козах. Их стада насчитывали не один десяток животных. Они были настолько богаты, что могли позволить себе держать привратника, мужчину или женщину в обносках, которые сидели на корточках у рассветных дверей и отгоняли прохожих. На глазах Тигхи несколько нищих приближались к одной особенно роскошной двери несколько раз кряду, как назойливые мухи, и крикливый привратник, вооружившийся дубинкой, каждый раз отгонял их. Нищие бросались врассыпную и занимали места у края уступа. Спустя некоторое время они опять собирались в кучу и повторяли попытку. Тигхи, проходя мимо, подивился их настойчивости. Как они могут надеяться, что им разрешат попрошайничать у чужих дверей? Лишь крайнее отчаяние способно так сильно затмить разум.

Лужайка на верхнем уступе была скошена особым узорчатым образом. Специально нанятый садовник регулярно косил траву, а затем накладывал на скошенные участки доски в виде ромбоидального орнамента. Ходить ногами по такому красивому газону казалось святотатством. Неудивительно, что привратник, стоявший у дверей старой Мае, окинул Тигхи враждебным взглядом.

– Убирайся! – пролаял он. – На этом уступе нечего делать всяким праздношатающимся мальчишкам.

– Я не мальчишка, а юноша, почти уже мужчина, – с достоинством парировал Тигхи. Он был единственным отпрыском принца во всем княжестве и по своему статусу стоял гораздо выше какого-то привратника. – Я ищу своего па. Между прочим, он принц, и лучше будет, если вы впустите меня, чтобы я переговорил с ним.

– Ты хочешь поговорить со своим па? – удивленно переспросил привратник.

Тигхи несколько раз видел этого человека на рыночном выступе, но не знал его имени.

– Я знаю, что он работает на доме старой Мае.

– Я знаю его, я знаю старого Тигхи, – произнес привратник. – Он работал здесь с неделю или около того.

– Ну вот, работает и сейчас. Я думаю, сегодня он пришел сюда с моей ма, наверное, она помогает ему.

Издав короткий смешок, привратник закашлял, потом сплюнул.

– Твоей ма здесь нет, – заявил он уверенным тоном, – как нет и твоего па. Моя хозяйка очень недовольна им. Ведь она пошла ему навстречу. Проявила к нему доброту, а он отплатил тем, что не явился на работу.

– Что вы хотите сказать?

Привратник поковырял в зубах ногтем, опять сплюнул и проговорил:

– А ты туповат для сына принца.

Он осклабился в ехидной усмешке.

– Мой па сегодня не приходил на работу?

– Ты что, глухой? Я же так и сказал. Хочешь, чтобы я прокричал это тебе в ухо?

Тигхи поспешил прочь.

Теперь он совсем потерял голову от страха. Па никак не мог не явиться на работу. Так уж он скроен, его па. Тигхи сломя голову слетел по крутым, без площадок между пролетами лестницам, соединявшим уступы, а затем помчался по выступу главной улицы. Женщина по имени Бек ходила среди скитальцев, сидевших на земле, с противнем свежеиспеченного травяного хлеба и котлетами из мяса насекомых. Деньги были у немногих, да и то немногое, что у них имелось, бродяги приберегали на оплату прохода по лестнице дожа, чтобы добраться до Мясников и найти там более или менее подходящую работу. Мрачные, исхудавшие лица с ввалившимися глазами двигались влево-вправо: «Нет, спасибо». Некоторые закрывали глаза и поворачивались к стене, как бы отрицая само существование пищи. Однако время от времени кто-нибудь из скитальцев все же не выдерживал и уступал чувству голода, отдавая последние деньги ради преходящего удовлетворения ощутить сытость хотя бы на час, порадовать язык вкусом хлеба.