Стеклянный омут - [7]

Иван припарковал машину на обочине так, что дверь, возле которой сидела Рита, оказалась рядом с Олегом. И когда тот, наклонившись, шутливо постучал пальцем в ее окно, создалось впечатление, будто приветствовал он Риту, а не всех сидящих в машине. Обманчивое впечатление...

Иван распахнул дверь, выскочил на улицу и подошел к другу с широкой улыбкой. Следом за мужем вышла из машины Татьяна. Рита тоже приоткрыла дверь, но засомневалась, выбираться ли из салона, чтобы поздороваться лично, или ограничиться кивком и приветливой улыбкой через стекло.

— Нам тоже выходить? — недовольным тоном спросила Лика.

— Необязательно, — бросила Рита и решилась. Если она выйдет из машины, чтобы поприветствовать Олега и его спутницу, этим даст понять — и сестре и, прежде всего себе, что этот мужчина стал ей просто хорошим знакомым, а все те чувства, какие она испытывала к нему, остались в прошлом. Но Лика предположила, что Рита все еще не утратила надежды втиснуться «не в свой размер» — завладеть вниманием равнодушного к ней парня. И, не одобряя действий сестры, фыркнула:

— Подумаешь, велика честь — выходить!

Взгляд Олега лишь на мгновение остановился на Рите, такой же мимолетной оказалась его улыбка, адресованная ей. Олег тут же вернулся к прерванному разговору с Иваном и Татьяной, а Рите осталось лишь молча стоять в сторонке. Понимая унизительность своего положения, она закипала от злости — на себя и на Лику из-за того, что та оказалась права. Почему младшая сестра в сердечных вопросах оказывается куда мудрее? Рита растерянно оглянулась на машину, ожидая увидеть там сияющее торжеством из-за своей правоты лицо сестры. Но, к счастью, Лика оказалась занята разговором с Павлом.

И что теперь делать? Продолжать унизительно стоять рядом, прислушиваясь к не касающемуся ее разговору, или вернуться в машину? Выскочила со своей щенячьей радостью и получила тапкой по физиономии... Не утешало и то, что спутница Олега, явно скучая, переминалась с ноги на ногу и нетерпеливо поглядывала в сторону «Сааба».

— Ну что, по машинам? — скомандовал к облегчению Риты Иван. — Олег, держись нас.

— Сколько еще пути? — деловито спросил тот, ловким щелчком отправляя докуренную до фильтра сигарету в стоявшую неподалеку мусорную урну. И жестом собственника положил своей спутнице руку на талию, как раз на ту голую, позолоченную в соляриях полоску кожи между топом и шортами.

— Час-полтора в зависимости от пробок, — сказал Иван. Что ответил Олег, Рита уже не услышала, так как скрылась в машине.

С горечью, но уже не полынной, как в былые времена, а кофейной, подумала о том, что Олег все так же хорош собой, как и в их первую встречу. Как и во все их встречи, отделенные друг от друга полугодовалыми промежутками. Время идет его мужественной красоте на пользу, делая ее все выдержанней и крепче — как каждый год коллекционному вину. Рита видела Олега в разных образах — и в деловых костюмах, и в протертых джинсах и свитере с выпущенными петлями (смелый дизайнерский ход!), и в ярких рубахах, идеально идущих к его цыганским глазам. Олег одинаково гармонично чувствовал себя в любом амплуа: бизнесмен, студент, латинос, цыган-кочевник... Только одна роль ему никак не удавалась — роль хорошего парня.

Хорошие девочки любят плохих парней...

Сегодня он выбрал рокерский стиль: длинные волосы цвета воронова крыла завязаны в хвост, черная кожаная куртка надета на майку с изображением известной рок-группы, синие вытертые джинсы классического кроя, грубые ботинки с заклепками. Ему куда больше «Сааба», подходящего скорее менеджеру среднего звена, пошел бы мотоцикл. Как и ветер, целующий его в темные обветренные губы. Как и машинное масло на жилистых руках. Как и бандана, усмиряющая густые волосы. Как и длинноногая спутница в кожаной мини-юбке и «косухе», сидящая за его спиной.

— Ну, что я тебе говорила? — прошипела ей вдруг на ухо Лика, безжалостно возвращая из фантазий в реальность. — Нечего было и выходить.

— Молчи уж, — огрызнулась Рита.

— Я-то молчу, молчу... Не глупи, сестра. Зачем нам такой кентавр?

— Почему... кентавр? — удивилась Рита, и такое сравнение сестры разогнало тучи, набежавшие было на ее настроение.

Почти через полтора часа, покинув Московскую область, они наконец-то свернули с трассы на проселочную дорогу и, то, подпрыгивая на ухабах, то, ухая в ямы, въехали в притулившуюся с краю огромного распаханного поля деревню Сидоркино.

Деревня их встретила неухоженным «лицом»: полусгнившим срубом колодца и тремя почерневшими избами, глядевшими слепыми окнами с выбитыми ветром стеклами, косившимися друг к другу, будто ища поддержки. Рите невольно подумалось, что эти три дома похожи на трех старух, сгорбленных, кривых, беззубых, с испещренными морщинами-зарубками лицами, выбредших на поле в поисках свежего ветра, позабывшего дорогу в их угол. И ей стало тоскливо от мысли, что и их дом так же умирал. Удалось ли Ивану немного вдохнуть в него жизнь?

— Дыра, — прошипела ей на ухо Лика, так, чтобы не услышали ни Татьяна, ни Иван, который при виде деревни заметно оживился, распрямил плечи и даже засвистел себе под нос какой-то мотивчик. Если бы Рита могла видеть лицо друга, то обнаружила бы, что его ноздри затрепетали, словно у гончей собаки, почувствовавшей дичь. Городской житель, в душе — деревенский. Он тяготел к земле и наполненному лесными ароматами воздуху. Иван как-то обмолвился, что происходит из крестьянского рода, и гордился этим.