Стеклянные дома - [13]

 - Я только что получил сообщение, - сказал Бовуар. – Изабель собрала всех в конференц-зале. Организовала бутерброды.

Кажется, обоим пунктам он уделял одинаковое внимание.

 - Merci, - поблагодарил Гамаш.

По коридорам сновали судебные клерки, свидетели и просто зрители - залы Дворца правосудия в обеденный перерыв пустели.

То там, то тут мелькали фигуры в черных мантиях – барристеры, судьи. Все торопились на обед.

И всё же, их вид, такой знакомый, теперь напрягал Гамаша.

Инспектор Бовуар не промолвил больше ни слова об утренней даче показаний. Выражение холодной решимости на лице начальника говорило, что все идет по плану. Или не по плану.

Шеф-суперинтендант Гамаш был настороже. Воздвиг вокруг себя высокую, толстую стену вежливости, которую даже его зятю пробить было не под силу.

Бовуар точно знал, что за этой стеной, что когтями прорывает дорогу наружу. И он понимал – Генеральному прокурору вряд ли захочется с этим встретиться.

Они торопливо шагали по знакомым вымощенным булыжником улицам Старого Монреаля, по исхоженному ими маршруту от офиса до здания суда. Мимо сверкающих витрин ресторанов, заполненных жаждущими пообедать людьми.

Жан-Ги заглядывал в витрины, но не сбавлял шагу.

Впереди высилась громада штаб-квартиры Сюртэ, вырастающая из старого города. Нависающая над ним.

Не особо симпатичное здание, решил Бовуар. Но очень рациональное. Там, по крайней мере, есть кондиционеры.

Мужчины вышли по узкой улочке на открытую площадь перед базиликой Нотр-Дам. Фланирующие повсюду туристы не уставали фотографировать себя на фоне собора.

И если бы они могли взглянуть сквозь годы, их взору представало бы великолепное здание базилики, и толпы потных людей в шортах и сарафанах, вянущие от зноя, исходящего от нагретых солнцем булыжников мостовой.

* * *

Как только они вступили в штаб-квартиру Сюртэ, их ударило волной охлажденного воздуха. То, что должно было принести удовольствие, освежить и облегчить жизнь, воспринялось, как снежный ком, брошенный прямо в лицо.

Агент в вестибюле поприветствовал начальство, и двое мужчин сели в лифт. К тому моменту, когда они достигли верхнего этажа, Бовуар с Гамашем истекали потом. Как ни парадоксально, кондиционированный воздух словно открыл потовые шлюзы.

Они вошли в головной офис, из панорамных окон которого открывался вид на Монреаль, от самой реки Святого Лаврения  до тучных равнин и горных вершин на горизонте. За горами лежал Вермонт.

Ворота в Соединенные Штаты.

Гамаш на секунду замер, уставившись на стену гор. Более проницаемую, чем та виделась издали.

Открыв шкаф, Гамаш достал чистую рубашку и протянул ее Бовуару.

- Я в порядке, - отказался от рубашки Бовуар. - Я же не сидел на свидетельском месте. – Он проследовал к двери. – Буду в конференц-зале.

Спешно переодевшись, Гамаш присоединился к Бовуару, Лакост и остальным.

Его приветствовали стоя, и прежде чем занять свое место, Гамаш жестом попросил всех сесть.

 - Рассказывайте все, что известно.

Следующие полчаса он внимательно слушал, кивал. Задавал вопросы. Вникал в суть.

Эти мужчины и женщины, собранные им из разных департаментов, выбирались особо тщательно. И они сами об этом знали.

Наступила новая эра. Эра нового Сюртэ. Их задача не в том, чтобы соблюсти статус-кво. И не в том, чтобы исправить неправильное.

Их задача в том, чтобы выстроить все заново. Институциональная память и опыт, конечно, очень важны, но еще важнее крепкий фундамент.

Выбранные Гамашем офицеры и были тем фундаментом, на котором вырастет новое Сюртэ-дю-Квебек.  Крепкое, открытое, ответственное. Достойное.

Гамаш был архитектором, вовлеченным в процесс гораздо сильнее, чем любой из его предшественников. При некоторых из них в Сюртэ расцвела коррупция, а остальные позволили этому случиться, равнодушно промолчав. Либо побоявшись сказать слово против.

Гамаш был предельно сосредоточен. И от своих офицеров требовал того же.

Он требовал от офицеров смелости задавать вопросы. Не нужно бояться спрашивать у него, Гамаша. Не нужно бояться обсуждать планы. Задавать вопросы друг другу. И самим себе. И действительно,  многие с пристрастием допросили шефа, когда после вступления в должность, изучив досье и проведя нескольких летучек, он собрал их и ознакомил с реальным положением дел.

 - Все очень плохо, - сообщил он им. – И становится хуже.

Это случилось около года назад. В этом самом конференц-зале.

Они смотрели на него, а он детально объяснял, что значит это самое «и становится хуже». До некоторых дошло не сразу. До некоторых, наоборот, очень быстро. Выражение недоверия на лицах сменилось потрясением.

Он выслушал их возражения, их аргументы. А потом рассказал им о том, о чем рассказывать не хотел и надеялся, что не потребуется. Он не желал поколебать их веру, потратить их силы. Или подорвать их решимость.

Но, как он теперь видел, им необходимо было знать. Они заслуживали знать.

 - Мы проиграли, - сказал им он.

Сначала они непонимающе уставились на него. Затем лица особо понятливых покрыла бледность.

 - Мы проиграли, - повторил он будничным тоном. Спокойно. Однозначно.  - Война с наркоторговцами проиграна много лет назад. Это само по себе плохо, но существует еще и эффект домино. Когда наркотрафик бесконтролен, остается лишь шаг до момента, когда мы потеряем контроль над остальной преступностью. Этого еще не случилось. Но  случится. Судя по тому, как идут дела, как все усугубляется, нас накроет через пару лет.