Стеклянная клетка - [8]
— Gimesi… jawohl![13] — обрадовался бельгиец. Он вынул блокнот и записал фамилию.
— Дашь ему, папаша, пять штук сотенных, — продолжала женщина. — Geben Sie ihm fünfhundert Forint, und sagen Sie, dass Sie kommen von Zsuzsa von Tankstelle. Zsuzsa von Tankstelle. Haben Sie verstanden?[14]
— Ja, danke vielmals. Zsuzsa von Tankstelle[15].
Бельгиец записал и это. На чай дал пятьдесят форинтов.
Женщина вернулась в контору. Ее коллега, опершись лбом на кулаки, нахохлясь сидел над цифрами.
— Ну, что у тебя? — спросила женщина. — Как дела?
— Да никак, — проворчал заправщик. — Вот здесь почему-то не сходится…
— Ладно, оставь! — прервала она нетерпеливо. — Я уж сама.
Заправщик освободил ее место, она села и подняла телефонную трубку.
— Слушаю вас. Гостиница «Омега», — донеслось с другого конца провода.
— Гимеши?
— Да.
— Привет, это Жужа. Две с половиной у тебя в кармане. Я направила к тебе одного бельгийца.
— Нет у меня комнаты, — сказал Гимеши.
— А уж это не моя печаль, — отозвалась Жужа без всякого удивления или раздражения. — Нет, так будет!
— Да не могу я! Что вы там воображаете себе?! В разгар сезона! Кто я вам, в самом деле!
Лицо Жужи оставалось все таким же бесстрастным и неумолимым.
— Экое ты дрянцо, Дюрика… ну да я спорить с тобой не собираюсь. Этот тип сейчас будет у вас и получит комнату. Все.
— Но пойми, я не могу, — сопротивлялся Гимеши. — Не могу я из-за каких-то двухсот пятидесяти рисковать…
— Не из-за двухсот пятидесяти, старина, а из-за всего прочего тоже. И ты уж лучше не выступай. Дашь ему комнату, а другие двести пятьдесят отложишь в сторонку… У меня все! Приветик!
Старший портье помолчал, потом злобно крикнул в трубку: «Привет!»
Аппарат щелкнул.
Заправщик засмеялся:
— Экий умник!
Жужа уже вернулась к счетам и только бросила вскользь:
— Н-ну, на мой взгляд, за альфонса он еще сойдет, но за умника — нет.
Заправщик льстиво согласился:
— Это я знаю. Тебе ведь умники ни к чему. У тебя не попрыгаешь, верно?
К бетонной площадке подкатила еще одна машина.
— Что-то ты расфилософствовался нынче, — проронила Жужа, даже не подняв глаз от счетов. — Ступай!
Заправщик промолчал, вышел к машине. Жужа включила транзистор. «Strangers in the night…»[16] — пел мужской голос. Жужа послушала немного, насвистывая в такт, затем опять занялась подсчетами. «Something in your eyes…»[17] — пел голос. «Четыре, четырнадцать, восемнадцать, двадцать семь, разделить на три, получится девять…» «Something in my heart…»[18] — томилось радио. Жужа проверяла баллоны с маслом. Вернулся заправщик.
— Чертова жарища в этой стеклянной будке, — сказал он и шмякнулся на стул. — Входишь, и сразу пот градом. Совсем жара одолела.
— Скажи лучше, лень тебя одолела, — фыркнула Жужа, не отрываясь от колонок цифр. — Радуйся, что хоть не в дневную смену попал.
— А я и радуюсь. Иногда форменным счастливчиком себя чувствую, — процедил заправщик.
Жужа вскинула голову.
— На другое место желаешь? — спросила резко. — Могу устроить.
— Да что это с тобой? Нервишки разыгрались, что ли? — огрызнулся заправщик, впрочем самым жалобным тоном. — Слова сказать нельзя, так на тебя и кидаются…
— Терпеть не могу, когда мужчина ноет, — холодно отрезала Жужа. — Ступай погляди, как там у нас с маслом!
Заправщик молча вышел. Жужа продолжала считать, но немного спустя опять потянулась к телефону. Набрала номер. Послышались гудки, но трубку никто не поднял. Заправщик вернулся в контору.
— Ну? — спросила Жужа, не кладя трубку.
— Двадцать девять, — сказал заправщик. — Ты кому звонишь?
Жужа подождала еще одного гудка и положила трубку. На вопрос она не ответила.
— Ты сколько продал?
— Два.
— И я два. Значит, тридцать три. А у меня записано тридцать два. Может, нам неправильно сдали смену?
— Не знаю… может быть…
— Это точно, что ты два продал?
— Не знаю…
Жужа рассвирепела.
— А что же ты знаешь, тупая твоя башка, что ты тогда знаешь?!
— Ты нынче просто сбесилась, чуть что — сразу в крик… Ну не могу я с ходу припомнить…
— А ты припомни! Это твоя работа! У тебя и дел-то других нет, как про это помнить!
— Все равно не надо орать так на человека! — проворчал заправщик обиженно. — Погоди-ка… был тот лысый тип с женой и ребенком, это я точно помню, потом те два зеленых хлюста… нет, они масло не брали. Выходит, один только. Ну. Я один только продал.
— Тогда все ладно, — сказала Жужа, сразу успокоившись. — И это у нас сходится.
— Жрать-то когда будем?
— Вот закончу, тогда и будем.
Заправщик сел к другому столу, отер с лица пот, потом расстегнул халат, вытер грудь, шею и спину. Темная курчавая шерсть на груди сбилась влажными клочьями. Он вяло отдувался, поглядывая на Жужу. Она не обращала на него внимания.
Заправщик был широкоплечий, крепко сбитый мужчина лет тридцати пяти. Был он весьма недурен собой, носил коротко подстриженные английские усики и выглядел добродушным весельчаком; его темным глазам с длинными ресницами позавидовала бы любая женщина.
— Слушай, кому ты сейчас звонила? — нарушил он тишину.
— Шандору.
— И что, все еще нет дома?
— Нет.
— Должно быть… производственное совещание, — с подковыркой сказал заправщик.
— Должно быть, производственное совещание, — подтвердила Жужа. На заправщика она не взглянула.
