Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга - [31]
В ноябре 2002 года Маккартни выпустил еще один концертный альбом, Back in the U.S., в который вошли 19 песен Beatles. И Маккартни переставил имена во всех записях об авторстве. Рядом с каждой песней. Йоко Оно не собиралась это терпеть. Она поручила своему юристу опубликовать заявление, в котором действия Маккартни были названы «смехотворными, абсурдными и мелочными». Затем, явно сама не чуждаясь смехотворного, абсурдного и мелочного поведения, Йоко удалила имя Маккартни из сведений об авторах самой знаменитой песни Plastic Ono Band – «Give Peace a Chance», куда Леннон включил Пола в свое время в благодарность за помощь с другими композициями. Только в 2003 году Оно и Маккартни заключили перемирие. Но даже в 2015-м Пол все еще ворчал по поводу этой истории.
У Пола Маккартни репутация порядочного человека, которого удивительным образом не испортила жизнь среди музыкальной элиты. Что не помешало ему заняться перетасовкой фамилий. Видимо, в нем до сих пор живо это страстное желание, внутреннее напряжение, зов крови. Похоже, этот изъян – часть человеческой природы. Профессор-социолог Сесилия Риджуэй описывает эксперименты, проведенные с целью установить, в какой момент стабилизируется однажды приобретенная потребность в статусе. «Нет такой точки, – пишет она, – в которой мы перестаем желать еще более высокого статуса». Исследователи считают одной из причин, почему стремление к статусу «никогда не удовлетворяется до конца», тот факт, что «человек не может овладеть статусом раз и навсегда. Поскольку речь идет об оценке, которую дают ему другие люди, статус всегда, по крайней мере теоретически, можно отобрать». Поэтому мы продолжаем хотеть большего. Все большего и большего.
Можно заметить схожий изъян и в нашем отношении к деньгам, этому яркому символу, который мы часто используем, чтобы измерить статус. Неважно, сколько мы зарабатываем, дефект статусной игры заставляет нас хотеть еще больше. И убеждать себя, что мы этого достойны. В ходе одного из исследований, где участвовали больше 70 тысяч человек, обнаружилось: почти две трети респондентов со среднерыночным доходом считают, что им недоплачивают, и только 6 % думают, что имеют более чем достаточно. Группа под руководством психолога профессора Майкла Нортона опросила более двух тысяч человек, состояние которых начиналось от миллиона долларов и заканчивалось куда большими суммами. Их попросили оценить свой уровень удовлетворенности жизнью по десятибалльной шкале, а затем сказать, сколько денег им нужно, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливыми. «Во всех точках кривой дохода – благополучия, – писал Нортон, – почти все отвечали, что денег нужно в два или в три раза больше».
Чтобы почувствовать себя абсолютно счастливыми. Но они не станут абсолютно счастливыми. В этом и есть изъян. Он – часть сплетенной нами иллюзии реальности. Он сообщает нам о существовании цели. Но мы никогда не перестанем хотеть большего. И хотя у нас бывают приступы синдрома самозванца, когда мы чувствуем себя не в своей тарелке, в конечном итоге мы очень хорошо воспринимаем любую перспективу повышения статуса. Это верно и для представителей элиты, находящихся на самом верху в своих играх. Они принимают статус и привыкают к нему, акклиматизируясь к мириадам способов его измерить: деньгам, власти, влиянию, лести, одежде, драгоценностям, транспортным средствам и распределению мест в них, странам для отдыха и для жизни, количеству наемных работников, размеру и роскошности дома и офиса, смеху над их шутками, готовности поддерживать зрительный контакт, языку тела, количеству апельсинового сока, налитого в стакан. Они заслужили это! А потом захотели большего. И получили больше. Но потом и это стало нормой. Таким образом, наши боссы, политики и знаменитости могут опьянеть от статуса, и по этой причине их поведение начнет становиться все менее вменяемым.
Опьянение статусом – необычное и в то же время широко распространенное явление, демонстрирующее, как игра способна отравлять сознание человека. В СМИ полно рассказов о капризах звезд: Том Круз потребовал выгнать всех из ресторана, чтобы он мог поесть в тишине; Канье Уэст заявил, что ковер в гардеробной «слишком неровный», и настоял на том, чтобы ворс отгладили утюгом; а Мадонна требовала, чтобы «специальная бригада стерилизаторов очистила ее ковер от ДНК», – все это демонстрация власти, символизирующей очень высокий статус.
Некоторые национальные лидеры ведут себя еще хуже. Русская императрица Анна Иоанновна настаивала, чтобы на ее придворных было новое платье всякий раз, когда она их видит. Пристрастие к статусным символам Имельды Маркос, бывшей первой леди Филиппин, уже стало притчей во языцех: после сафари в Кении она привезла коллекцию африканских животных на остров Калауит, откуда, чтобы освободить место для зверинца, выселили 254 семьи; Имельда была настолько одержима страстью строить и покупать огромные здания (в том числе на Манхэттене), что про нее шутили, будто у нее «жилой эдипов комплекс»; когда Маркосы бежали из президентского дворца, только на одном чеке 1978 года из нью-йоркского бутика Bvlgari стояла сумма в полтора миллиона долларов. Мозг каждого из Маркосов сплетал лестную личную историю, утверждавшую экстравагантность как добродетель, будто это был их «долг» перед бедными: «Ты должен быть своего рода маяком, путеводной звездой, задающей им направление». Но мой любимый национальный лидер – президент Туркменистана Сапармурат Ниязов, известный также как Туркменбаши, «глава всех туркмен». Он переименовал дни недели, лунные кратеры, породы лошадей, город, канал, месяцы года и слово, означающее хлеб, в честь себя и членов своей семьи. В Ашхабаде возвели отделанную золотом статую Ниязова, которая поворачивалась, чтобы всегда оставаться лицом к солнцу.
