Статист - [13]

Изредка, оглядывая проходивших мимо людей, голова изрекала: «Копошитесь, словно мураши, броуновское движение, проникновение душ, откровение тел».

Кричал: «Эй, тетка… ты по что нагрузила полную авоську лука?

Надорвешься, грыжу заработаешь, кому тогда нужна больная будешь?

А ты очкарик, что взглядом раздеваешь девчонку? Она ж еще малолетка.

У самого жена дома у плиты потом обливается ждет его к обеду, а он тут гляди … Давай, давай топай отсюда, а то я сейчас участкового позову».

Интересно было наблюдать за Геной. Участковый к нему бывало, подойдет:

— Что шумишь, Гена?

Тот ему в ответ:

— Это ты участковый. Да, вот понимаешь, люди хотят объять необъятное, не правильно живут, однако. Помаленьку надо, по крупинкам, по глоточкам жизнь в один кулак собирать. А они все сразу… если авоську, то полную, если любовь, то искрометную, чтоб глаза на лоб, чтоб не вздохнуть, не ….

Так не бывает. Выстрадать надо, натоптать мозоли, седину нажить, а там глядишь, и отломится краюшка от буханки счастья.

Кстати, хочешь глотнуть? — хрипел осипшим голосом Гена, протягивая участковому бутылку с портвейном.

— Я же на службе Гена. Хотя, давай… вчера славно посидели, чайник теперь раскалывается, — оглядываясь по сторонам, шептал участковый, делая несколько жадных глотков из горлышка.

— Полегчало? — спрашивал Гена, видя, как на лбу милиционера выступили капельки пота.

— Если б знал, затормозил бы грамм на сто раньше вчера, — вытирая лоб платком, отвечал участковый и, закурив, продолжал.

— Спасибо Гена, уважил… должник я твой теперь, но ты же знаешь, за мной не заржавеет, жди, к вечеру рассчитаюсь. А сейчас я поскакал, мне еще на комиссию по делам несовершеннолетних успеть надо. Бывай, не шуми тут очень…

— И что же было дальше? — спросил попутчика Свирин.

— Дальше было вот что.

В один из январских дней жильцы домов почувствовали сильный запах идущий из люка теплотрассы. Тлетворный запах разложения. Приехавшие по вызову милиционеры открыли крышку люка, и увидели на дне скрючившееся тело Геннадия. Вызвали «Скорую помощь», но врачи не смогли спуститься вниз, мешал запах. Пришлось вызывать пожарных. Те приехали на удивление быстро, пошевелили баграми бездыханное тело и, надев противогазы, спустились вниз. И вот вместе с клубами пара люк извергнул на поверхность тело мыслителя. Подъехал самосвал, четверо пожарных взяли Геннадия за руки и ноги, раскачав его на раз — два — три бросили в сторону опущенного кузова самосвала.

Тело, не долетев до кузова, плюхнулось в сугроб, одна из ног осталась в руках пожарного. Какие ощущения испытал в тот момент бедняга — пожарный? Он сорвал противогаз с головы, его душил кашель, потом открылась рвота. Жильцы дома знали, что у Геннадия на этой ноге был протез, а пожарный то нет…

Кое — как, с грехом пополам с помощью багров, лопат и матерных слов Гена оказался в кузове самосвала, тот заурчал недовольно остывшим двигателем, и скрылся в темноте чудной зимней ночи. А я слышу, — продолжал старик, как из приоткрытого окна в доме напротив песня раздалась в исполнении Александра Градского: «Жил, был я,… вспомнилось, что жил».

Потом по весне работники ЖКХ проложили новую линию теплотрассы, люк заасфальтировали. О Гене стали постепенно забывать, и только во время сильного дождя, когда капли барабанили по стеклам, когда шумел и гнулся в порывах ветра огромный тополь, стоящий возле того места, где был похоронен люк, казалось, что из глубин земли раздавался голос Геннадия:

«Такие вот обстоятельства сложились, друзья мои, что….

Но я хочу вам все — же напомнить, от сложного к простому, методом от противного, пытайтесь найти свои ощущения, стройте мир вокруг близких, вокруг верных, вокруг единственных. Прикасайтесь к ним осторожно, цените каждый миг, каждый поцелуй, пусть даже воздушный. Не суетитесь, по глоточку, по крупинкам, по слезинке. И вот тогда…».

Так мне эта история с Геной в душу запала ребята. Обстоятельства… ощущения. Все, довольно, хватит с меня,… думаю. Блокнот, фотографии, счета оплаты за квартиру, за телефон…

Глянул, Бог мой, такой долг, не может быть…

А потом думаю, впрочем, чему удивляться, что наша жизнь?

Ключи на цепочке, брелок с надписью «на века вместе», и на воздух, на воздух… Со скрипом открыл входную дверь, под ноги бросился белый котенок.

— И ты один бедолага, тяжко тебе, бросили на произвол судьбы, бросили…

Иди ко мне, лезь за пазуху, там теплее, сейчас согреешься.

Вот так хорошо, спи пушистый, спи…

Вышел, гляжу, на детской площадке возле дома кружится на каруселях местная детвора. Девчонки скачут на худых ножках по асфальту, играя в «классики». Одна из них подбежала ко мне схватилась за руку:

«Смотрите, смотрите, такая же, как Вы вчера мне куклу подарили, и платье такое — же, и туфельки, а вы говорили, что таких на самом деле не бывает».

К подъезду подкатил автомобиль, и из него вышла женщина в розовом платье, каблучки модных туфелек застучали по асфальту. Подошла и, улыбаясь, сказала: «Милый пошли домой!» Автомобиль, шурша покрышками и сигналя, тронулся плавно с места. В нос ударил запах выхлопных газов…

Так… думаю, дела идут на поправку — ощущения постепенно возвращаются. Теперь можно попробовать и с обстоятельствами, будь они не ладны, разобраться. Сосед довольно щурился, видя как у Славки и Кирилла, отвисли челюсти.