Статист - [12]
Кто виноват? Времена… нравы, мать их за ногу. Спустя год на маленькой площадке между домов появилась новая, пригожая церковь, в которой жители ближайших кварталов крестили детей, отпевали умерших. Я истратил все свои сбережения от продажи картин, от работ на приисках. Чего ради друга не сделаешь. Местная элита тут же начала венчать своих отпрысков, щурясь конкретными взглядами, прохаживаясь возле свадебных кортежей, дымя трубками и сигарами. Из двигателей машин сочилось масло, орошая кладбищенский покой запахом непредсказуемой цивилизации.
Я вернулся домой. Варвара, не проронив ни слова, собрала вещи и ушла. Наверное, она была права. А я вновь в тайгу подался. Там старые кедры. Там мой удел. Вот такая история братишки.
— Серьезная история, Рябой. Достойный ты мужик, однако, — зачарованно глядя на хозяина дома, произнес Свирин.
— Будет… будет. Спите, — отвернулся Иван к стене.
Рано утром Поздняков и Свирин крепко пожали руки Рябову. Обнялись.
— Дай Бог еще свидимся. На том и расстались.
3
Заняв места в купе — осмотрелись. На верхней полке спал парень, уткнувшись головой в подушку. У окна сидел старик в поношенном пиджаке, время от времени, теребя пальцами бородку. Посмотрев на новых попутчиков, улыбнулся, достал рюкзак. Развязал тугой узел и степенно разложил на столе нехитрый провиант: курица, яйца, сало.
— Угощайтесь молодцы.
— Что — то аппетита нет отец, — попытался отказаться Свирин.
— А для поднятия аппетита у нас вот что есть! Домашнее вино — сливовка.
Выпив немного и закусив, старичок спросил: «Что такие грустные ребятки?».
— Обстоятельства… ощущения притупились, — ответил Поздняков.
— Да… обстоятельства… ощущения, — подхватил сосед.
— Вот помню, один раз, давно это было. Не могу вспомнить, что произошло вчера. Не могу вспомнить, и все….
Задумался…
Ах, да… думаю, очередная не заслуженная взбучка от начальства. Какой же он все-таки хам, самовлюбленный, циничный хам — мерзость.
Слюна брызжет изо рта, поток мата, узкий лоб… брр…
А позже домой пришел, а там междусобойчик привычный. Слово за слово. Где ты была вчера, а ты, почему пришел домой под «мухой»?
Думаю — стоп… а почему я не чувствую неприязни к начальнику сейчас, утром? И разборка домашняя отодвинулась куда — то на задворки памяти…
Странное ощущение, скажу вам ребята, странное. Вернее будет сказать, нет вообще никаких ощущений, прострация.
Вставать не хочется с постели. Врачи говорят, что резко вскакивать после пробуждения вредно. Надо полежать, потянуться, поставить грань между сном и бытием, хм, грань…
А как же в армии? Подъем — 45 секунд, упал, отжался… Какая там грань, обрыв!
Потянулся… не чувствую тела, мышцы словно ватные, даже привычного хруста в больных суставах нет. Цветы в вазе,… что это на них? Кажется пыль? Апчхи… Обычно после чихания мурашки по всему телу ан, нет,… сегодня не мой день? Ладно, сам себе говорю, пора в ванную…
Лицо, как лицо, морщины на лбу синяки под глазами. А кто собой доволен после ночи?
И дым от сигарет любимых не такой ароматный, как обычно. Может бросить курить в сто пятый раз?
Да, ощущения где — то, как — то, потеряны…
К чему бы это? Может я уже в другой жизни?
Ага, вот календарь.
Какое сегодня число, соображаю. 28 мая, День пограничника, все верно… я еще здесь…
Но, такое уже было со мной, случалось.
В погреб за солеными грибами пришлось опуститься а, поднимаясь и держа обеими руками объемную миску, захлопнувшуюся дверку головой надо было поднимать.
А ее кто — то закрыл на засов снаружи, может и не специально но, такой страх охватил!
Кричать, стучать, рыдать…
А меня не слышат, или делают вид, что не слышат, не открывают дверь долго, нестерпимо долго…
Камера — одиночка, хорошо хоть припасов съедобных было вдоволь…
А потом это ощущение страха постепенно стихает, наступает потеря ощущения времени, ощущения себя. И думаешь уже в полузабытье: а на что тебе, та воля? Здесь сам себе хозяин, мирок тесный, но свой, проверенный.
А там, на воле опять привыкать к ее законам, к навязчивым нравам.
Биться лбом о непробиваемую стену лжи, ханжества, измен, противоречий и обстоятельств.
Привяжутся обстоятельства не отвязаться от них ни за что, никогда.
В детстве старшие мальчишки, играя, загнали меня на стройке в длинную трубу. Ни туда, ни сюда. Нет выхода. А они орут, дразнятся.
Подползешь, истирая в кровь коленки к одному концу трубы, — гонят обратно. Перевернешься, кое-как в замкнутом пространстве, ползешь к другому краю, царапая коленки и локти, а они и там тебя — ату.
Сердце прыгает в груди, пот по грязному лицу струится, а сделать ничего не можешь, увы…
А когда все же выпустили, сжалились, бежал в слезах домой, с ярлыком — «Трусло», «Трусло», приклеенным на долгие годы, словно собака, которой банку к хвосту привязали консервную, а она сзади стучит, стучит…
Так тело и душа, болтаются где-то между ощущениями и обстоятельствами, а что поделаешь? Обстоятельства!
А еще вот что скажу…
В люке коллектора теплотрассы долгие годы жил бомж, Гена. Вернее, бомжем его назвать можно было с большой натяжкой.
У него был дом, вполне приличный надо сказать дом. Но, Гена жил в люке. И летом и зимой жильцы дома просыпались под его бурчание, доносившееся из глубин люка: «Доброе утро страна». Потом голова поднималась из тьмы на поверхность, раздавалось бульканье, Гена пил портвейн «Три семерки».
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
В рубрике «В малом жанре» — рассказы четырех писательниц: Ингвильд Рисёй (Норвегия), Стины Стур (Швеция); Росква Коритзински, Гуннхильд Эйехауг (Норвегия).
Автору книги, которую вы держите в руках, сейчас двадцать два года. Роман «Прощай, рыжий кот» Мати Унт написал еще школьником; впервые роман вышел отдельной книжкой в издании школьного альманаха «Типа-тапа» и сразу стал популярным в Эстонии. Написанное Мати Унтом привлекает молодой свежестью восприятия, непосредственностью и откровенностью. Это исповедь современного нам юноши, где определенно говорится, какие человеческие ценности он готов защищать и что считает неприемлемым, чем дорожит в своих товарищах и каким хочет быть сам.
Роман о хирургах и хирургии. О работе, стремлениях и своем месте. Том единственном, где ты свой. Или своя. Даже, если это забытая богом деревня в Сомали. Нигде больше ты уже не сможешь найти себя. И сказать: — Я — военно-полевой хирург. Или: — Это — мой дом.
Да выйдет Афродита из волн морских. Рожденная из крови и семени Урана, восстанет из белой пены. И пойдет по этому миру в поисках любви. Любви среди людей…
Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.
Уже почти полгода Эльза находится в коме после несчастного случая в горах. Врачи и близкие не понимают, что она осознает, где находится, и слышит все, что говорят вокруг, но не в состоянии дать им знать об этом. Тибо в этой же больнице навещает брата, который сел за руль пьяным и стал виновником смерти двух девочек-подростков. Однажды Тибо по ошибке попадает в палату Эльзы и от ее друзей и родственников узнает подробности того, что с ней произошло. Тибо начинает регулярно навещать Эльзу и рассказывать ей о своей жизни.