Статьи о музыке и музыкантах - [6]
Фалья признавал величие творца «Тристана», но говорил, что «Вагнер — не единственный олимпиец, не единственный бог», что и «у Бизе в «Кармен» и «Арлезианке» имеются моменты глубокой силы». Развивая эту мысль, Фалья сказал: «И у Дебюсси есть некоторые произведения, которые принадлежат к высшим сферам, такие, как соната для фортепиано и скрипки, одно из последних его сочинений; оно проникнуто чувством такой личной меланхолии, как если бы было прощанием с жизнью. Нечто похожее на эту нежную покорную печаль можно найти в «Песне об иве» из «Отелло» Верди, ином трогательном прощании с жизнью»[22].
В восприятии творчества Вагнера Фалья в целом близок к современным ему французским музыкантам — Равелю, Ролан-Манюэлю, Кёклену, у которых не хватало «выдержки», чтобы прослушать целиком вагнеровскую оперу, но никогда не возникало сомнения в гениальности байрейтского мастера. По словам Фальи, «лучшим в музыке Вагнера является то, что может быть включено в концертную программу [...] длина его опер порой бывает в тягость»[23], «Парсифалю» Фалья отдает предпочтение среди всех вагнеровских творений. В данном случае для Фальи, убежденного и ревностного католика, несомненно притягательным фактором был клерикализм идей и образов этой оперы.
Но обратимся к статьям, посвященным испанской музыке и ее представителям. Для советских читателей они имеют большое познавательное значение, ибо в них «из первых рук» можно получить ценнейшие сведения о музыкальной культуре Испании, о путях ее развития, о поворотных моментах ее истории.
Из всех современных ему испанских композиторов Фалья решительно выделяет Педреля. О нем он пишет наиболее обстоятельно, с истинным душевным волнением. Фалья видит в нем не только крупного композитора, не оцененного по достоинству, не только выдающегося знатока музыкальной классики и фольклора Испании, но и «человека, благодаря творчеству и апостольству которого Испания добилась своего возвращения в состав музыкальных наций Европы»[24].
Центральное место среди «испанских» статей занимает очерк о канте хондо. По существу, это серьезное исследование, написанное (в расчете на широкого читателя) просто и лаконично. В начале 20-х годов Фалья делал в Испании то, что Барток в Венгрии в первые десятилетия XX века. Превосходный знаток испанской народной музыки, Фалья обратил внимание на богатство музыкального фольклора Андалусии, в особенности
Федерико Гарсиа Лорка в дни его выступлений о канте хондо.
на его древнейшие и наиболее самобытные пласты, получившие в народе название cante jondo (канте хондо), то есть «глубокое», или «глубинное», пение. Уже в своем первом значительном произведении — опере «Короткая жизнь» Фалья претворил типические черты этого старинного народнопесенного стиля. В дальнейшем он отдал ему дань в «Ночах», «Семи песнях», в балетах «Любовь-чародейка» и «Треуголка».
Но композитор с горечью видел, что под натиском новых форм общественной жизни и новых форм музицирования, рожденных капиталистическим городом (эстрадные концерты, мюзик-холлы, кабаре), начался неотвратимый процесс деформации и вырождения канте хондо. Перед Фальей встал тревожный вопрос: как спасти это сокровище народного искусства от искажения, как сохранить его первозданную силу и чистоту? Этот же вопрос волновал и его друзей в Гранаде[25] — испанских музыкантов, художников, поэтов. Среди них были знаменитый гитарист Андрес Сеговия и гордость современной испанской литературы Федерико Гарсиа Лорка. Прославленный поэт и драматург был отличным музыкантом, играл на гитаре, пел, владел фортепиано, исполнял Баха, Бетховена, Шопена, Дебюсси. Между Фальей и Гарсиа Лоркой, несмотря на значительную разницу лет (поэт был моложе композитора на 23 года), возникает дружба, скрепленная горячей любовью к старинной андалусской песне и тревогой за ее будущее. Оба, отражая в своем творчестве глубины народной испанской души, вдохновлялись образно-поэтическим строем канте хондо[26].
Трудно сказать, кому пришла мысль об организации конкурса канте хондо, конкурса, который помог бы выявить и поощрить лучших народных певцов и гитаристов, сохранивших древнее искусство в его незамутненной чистоте. Перед конкурсом ставилась еще одна цель — привлечь общественное внимание к старинному фольклору Андалусии, раскрыть его огромную художественную ценность и убедить в том, что канте хондо — не любопытные напевы гитан и погонщиков мулов, но гордость нации, требующая к себе бережного отношения.
В беседе с французским писателем Морисом Лежандром, навестившим Фалью в Гранаде, композитор сказал: «В Андалусии утратилась народная традиция. Это непоправимая беда не только для Андалусии, но и для мирового музыкального искусства, так как андалусские народные песни действительно стали нашей драгоценной музыкальной основой (очарование этих песен я знаю с детства — у нас дома в Кадисе одна служанка, приехавшая с гор, мне их певала). И вот теперь, этому великому потоку, возникшему в отдаленнейшие времена, угрожает опасность истощения. Эти народные песни, которые не поддаются записи и сохраняются лишь в памяти тех, кто их любит, скоро не будут петься. Музыка кафешантанов, дегенеративный фламенкизм
